Зов | страница 26
«Однако что это я?! — испуганно одернула себя Сэсэг. — Как бы на небе не узнали про мои мысли! Можно ли сомневаться… даже удивляться, раз шаман говорит со мной от имени богов!..»
Нельзя Сэсэг назвать слишком верующей, а ее Сэрэн — она знает — вообще насмешливо относится к шаманам… Но… В словах шамана она как в паутине! Думает: «Не послушайся я святого Дардая — и случится после беда: похоронку на Сэрэна принесут, Ардан с коня упадет, разобьется, — прощу ли тогда себе?.. Тогда одна дорога — в петлю. Постарше меня люди, жизнь повидавшие, почтительно, беспрекословно следуют наставлениям шамана, то и дело призывают ею себе в помощь… А тут и вовсе — святой сам с добром пришел ко мне, сам предлагает защиту и покровительство. С богами о моем Сэрэне разговаривал! Да что я — враг себе? Худа своей семье желаю?!» И она низко поклонилась:
— Спасибо, святой отец, что не оставил нас…
— Ладно, ладно, — замахал тот рукой, потребовал озабоченно: — Сковородку принеси.
Он разгреб золу в печке, отыскал несколько угольков, положил их на сковородку, а сверху насыпал из жестяной баночки желто-зеленый порошок… Сладковатый благовонный запах быстро распространялся по дому. Порошок — Сэсэг догадалась — был из чудесной голубой травы ая-ганга.
Сковороду шаман поставил возле конской головы, и, воздев руки к небу, произнес не то молитву, не то заклинание.
Сэсэг вспомнила, что шаману обычно подносят водку, и обрадовалась: с каких нор хранится у нее берестяной туесок араки! Дождался своего часа, сгодился… Стремглав метнулась в чуланчик — подала туесок шаману вместе с деревянной пиалой. Он принял, продолжая бормотать молитву, сделал знак ей: молись и ты! Она упала на колени…
Затем шаман брызнул водкой на тлеющие угольки — они стрельнули искрами; тело шамана стало биться в конвульсиях, на губах у него появилась пена, он то бубнил, то выкрикивал что-то грозное, дикое, напоминающее клекот больших птиц и рычанье лесных зверей. Не глаза были у него — слепые бельма.
Сэсэг молилась вся в слезах…
Внезапно шаман замолчал, быстро выпил водки, утер губы шубным рукавом, оставшиеся на дне пиалы водочные капли выплеснул через себя на потолок и, обсосав кончики редких усов, сказал по-прежнему усердствующей в молитве Сэсэг:
— Достаточно, дочь моя.
Сэсэг разогнулась, чувствуя во всем теле разбитость и тяжесть. Кружилась голова.
— Дай ножницы!
Она прошлась на подгибающихся ногах по комнате, исполнила приказ шамана.
Шаман подул на ножницы, как-то странно покрутил их в пальцах и быстро срезал с каждой ноги и со лба конской головы по три волоска, положил их на тлеющие угольки… Облегченно — с шумом — вздохнул и успокоил Сэсэг:
