— Сэр Колин знал кое-что поинтереснее.
— Что же?
— Ну, — начал Бакстер неторопливо, как бы против воли, — он, например, знал, как остановить жизнь тела, не убивая его, — нервы не передают никаких сигналов, дыхание, кровообращение и пищеварение полностью прекращаются, но жизнеспособность клеток не нарушается.
— Очень интересно, Бакстер. Но какая отсюда польза с медицинской точки зрения?
— О, польза есть! — сказал он с улыбкой, которая сильно меня раздосадовала.
— Как я ненавижу тайны, Бакстер! — воскликнул я. — Особенно наши, человеческие, ведь это всегда надувательство и пыль в глаза. Знаешь, что весь наш курс о тебе думает? Что ты жалкий, безобидный сумасшедший, напускаешь на себя ученый вид и возишься с мозгами да микроскопами.
Мой бедный друг остановился и ошеломленно на меня посмотрел. Я ответил ледяным взором. Упавшим голосом он спросил, думаю ли я то же, что они. Я сказал:
— Если ты увиливаешь от ответов на мои вопросы, что я могу еще думать?
— Ну ладно, — вздохнул он, — пошли ко мне домой, покажу тебе кое-что.
Я был польщен. До этого он не приглашал меня к себе ни разу.
Он жил в высоком, мрачном доме на Парк-сёркес, стиснутом другими домами; в прихожей Бакстера и его ньюфаундленда шумно приветствовали два сенбернара, восточноевропейская овчарка и афганская борзая. Не останавливаясь, он провел меня мимо них, мы спустились по лестнице в полуподвал, а оттуда вышли в маленький дворик, окруженный высокими стенами[5]. В ближайшей к дому и вымощенной его части была устроена голубятня, а дальше виднелись овощные грядки и маленькая лужайка, обнесенная невысокой оградой. Там стояли клетки и паслось несколько кроликов. Бакстер перешагнул ограду и пригласил меня сделать то же. Кролики были совершенно ручные. Бакстер сказал:
— Взгляни-ка на эту парочку и попробуй объяснить, что увидишь.
Он взял одного и подал мне; второго, ласково поглаживая, он держал в руках, пока я не осмотрел и его тоже.
У первого кролика прежде всего бросалась в глаза необычная окраска шерсти: передняя половина его была совершенно черная, задняя — совершенно белая. Если бы зверька обвязали ниточкой вокруг тела в самой узкой части, по одну сторону от ниточки оказались бы только черные волоски, по другую — только белые. В природе такие резкие переходы встречаются лишь в кристаллах и базальтовых породах; морской горизонт в ясный день может выглядеть идеально ровным, но на самом деле он изогнут. И все же, отдельно взятый, этот кролик мог бы показаться мне тем, чем он показался бы любому другому, — капризом природы. Но если так, второй кролик был уродцем совершенно противоположного сорта — белым спереди и черным сзади до кончика хвоста, причем граница была
