Я крался, придерживаясь рукой за стену, в кромешной темноте. Казалось, все чувства оставили меня, и единственное, что связывало меня с реальностью, не давая погрузиться в пучину воспоминаний, это равномерный плеск воды от моих шагов.
Как-то раз утром, бесцельно бродя по своему кварталу в Париже, я обратил внимание, что часть талой воды стекает в канализационную решётку, достаточно большую, чтобы мне спуститься туда. Не долго думая, я нашёл дома верёвку, привязал её к карнизу окна напротив и спустился вниз. В подземелья Парижа.
От размышлений меня оторвал желтоватый свет, показавшийся в конце коридора. Надо сказать, первой реакцией у меня было пойти прочь от него — я уже немного свыкся с темнотой, но всё же я пересилил себя и через минуту стоял под обыкновенным электрическим светильником из тех, что вешают в подъездах. Передо мной была обитая дерматином дверь. Кое-где обивка была порезана, и из-под неё выглядывали серые куски поролона.
Я осторожно приоткрыл дверь. За дверью была кухня, такая крошечная и грязная, какие бывают только в многоквартирных домах, построенных в начале восьмидесятых годов двадцатого века, так называемых «хрущёвках».
Единственным источником света здесь была тусклая лампа накаливания, висевшая безо всякого абажура на длинном проводе почти над самым столом. На стенах висели обрывки обоев, под которыми виднелась облупившаяся масляная краска. Напротив стола на вбитом в стену крюке висело что-то вроде шубы из неопределённого серого меха.
За столом сидел несчастного вида мужчина. На нём была майка-алкоголичка и синие тренировочные штаны. Худые ноги он поджал под табурет. Ссутулившись, он оценивающе смотрел на стоящий перед ним гранёный стакан. Рядом со стаканом стояла полупустая бутылка со странной этикеткой. Вместо скатерти на столе была расстелена газета.
Услышав скрип двери, он поднял опухшие глаза и уставился на меня.
— А, это ты, — буркнул мужчина. Голос у него был сиплый и тихий. Он извлёк откуда-то из-под стола ещё один гранёный стакан, протёр его краем майки и налил в него что-то из бутылки. Затем наполнил свой стакан и поставил пустую бутылку под стол. Я застыл в нерешительности на самой границе круга, создаваемого светом единственной лампочки.
— Чего ты встал, садись, — сказал мужчина.
Я сел на табуретку. Седушка от неё отваливалась, а одна ножка была явно короче других. Мужчина взял в руку свой стакан, едва заметно мотнул его в воздухе, как будто чокаясь, пробормотал что-то вроде «с новосельем» и одним залпом влил в себя жидкость. Я тоже взял стакан в руку и осторожно, стараясь не дышать, поднёс к носу. Жидкость никак не пахла, тогда я сделал вдох, но снова не почувствовал запаха.
