— Совет, его зовут Совет, — перебила меня Лили, — имя такое у человека, понимаешь?
— А, — протянул Тимон, и, потеряв ко мне всякий интерес, бросил окурок на пол. Ударившись о бетонные плиты, огонёк сигареты разлетелся на несколько ярко-красных искр и погас.
Мы с Лили зашли в квартиру и закрыли за собой дверь. Это была типичная квартира из тех, объявления о сдачи которых на часы и сутки висят на каждом столбе: одна комната, маленькая кухня, смежный санузел и прихожая, в которой едва можно поместиться вдвоём. «Квартира гостиничного типа» — так её называют риелторы. Это правильное название — в такой квартире не покидает чувство, что ты находишься в гостях.
Вся мебель в комнате состояла из журнального столика у стены, разложенного дивана в центре и горшка с засохшим цветком на подоконнике. Оконные рамы были старые, и краска местами облупилась. По стеклу змейкой извивалась небольшая трещина. Мятое бельё на диване не оставляло никаких сомнений о том, что обычно происходит в этих стенах. Лили взяла меня за руки и упала спиной на этот диван, потянув меня за собой. От неё пахло пивом и дешёвыми цветочными духами. Но больше, конечно, пивом.
Раньше в этой квартире жила какая-то старушка. Скорее всего, когда-то в углу комнаты на полке стояла икона. Сейчас об этом напоминал только менее выцветший кусок обоев. Когда старушка умерла, её дети первым делом выбросили икону, а вторым — расклеили по городу объявления о сдаче квартиры. По этому телефону и позвонила Юля. Когда ей сказали, что два часа подряд будет дешевле, она решила позвать свою подругу Лили. Ну и меня.
Кстати, умерла старушка как раз на этом самом диване, на котором сейчас Лили старательно обнимала меня ногами, и на котором минут двадцать назад верзила Тимон подминал под себя хрупкую бледную Юлю.
Вот примерно так одно поколение сменяется другим.
Когда всё закончилось, я, слегка пошатываясь, пошёл в ванную комнату, чтобы выбросить использованный презерватив в мусорное ведро. Этот ритуал неукоснительно выполняется мной. Какие бы позы и способы мы не придумывали, всё заканчивается одинаково — я встаю и, стягивая на ходу презерватив, шлёпаю босыми ступнями в ванную, или на кухню, или ещё куда-то, где стоит мусорное ведро. Перед тем, как выбросить, я внимательно смотрю, не порвался ли он. А потом выбрасываю. Кусок резины, наполненный моим семенем изнутри, и омерзительно-скользкий снаружи, падает либо в груду картофельных очисток, либо в консервную банку, либо в какие-то порванные бумаги. А потом я смотрю на себя в зеркало.
