Эврибиад подумал о собственных солдатах, которые в этот самый момент патрулировали местность: двое моряков в сопровождении рослого автомата. Разница была в том, что автоматы не имели склонности к войне, тем более сейчас, когда они делали общее дело. Любопытная, кстати, ситуация, если подумать. Он почти нащупал что-то важное – как будто слово, которое вертится на языке, – но оно от него ускользнуло.
Отон все это время молчал, потерявшись в своих мыслях. Потом он обменялся многозначительным взглядом с Аттиком и Рутилием. Эврибиад был уверен, что Отон советуется с ними на каком-то молчаливом языке, присущем автоматам. Так значит, указы бога могут быть предметом жарких споров, вопреки той видимости монолитной власти, которую он поддерживал. Трудно сказать, было ли это признаком слабости, свидетельством мудрости или просто временным приступом либеральности.
– Ну что ж, пускай, – проговорил он. – Сто моих слуг отправятся в Дельфы. Ваших людопсов в экипаже этого корабля станет больше. Вами уже завладела жажда власти, Фотида.
Теперь он улыбался, однако в этой улыбке не было ничего дружеского.
– Благодарю вас, – ответила она, хотя искра вызова в ее глазах так и не погасла. – Мы не обманем вашего доверия.
– Если когда-нибудь такое произойдет, вы погибнете, как и мы все.
От этой фразы все помрачнели. Наступило неловкое, неприятное молчание. Отон совсем не понимает Фотиду, – сказал себе Эврибиад. Она была слегка высокомерной и не без оснований полагала себя умнее всех. С самых юных лет она считала, что каждый должен делать, как она говорит, по той простой причине, что она – лучше всех, всех умнее и к тому же всех красивее. Из-за этой безаппеляционности она нажила себе немало яростных недругов в маленьком островном мирке. Но ее талант к математике действительно намного превосходил способности большинства простых смертных – в том числе и ее соотечественников. Рядом с ней Эврибиад чувствовал себя… нерасторопным и неловким. Но они хорошо дополняли друг друга: он знал, что обладает даром эмпатии, и ему легче внушить верность небольшому отряду. Однако, если бы кому-нибудь из них пришлось править, этим занялась бы она.
Отон развернулся и ушел в глубину храма. Они последовали за ним по одному к трону из матового камня, по обе стороны от которого встали Аттик и Рутилий. Здесь находилась реальная власть, и Отон желал им это напомнить. Густой полумрак зала нарушали только мигающие со стен интерфейсы, содержимое которых было слишком сложным для людопса.
