Из книги Андрея Тихонова «На Калужский большак»
Ночь на 22 декабря 1941 года, поселок Недельное
Гулко бахнуло вдалеке — ночную тишину расколол взрыв, а за ним еще один, и еще, и вспыхнуло за деревней белым огнем, застрекотали автоматы. Передовой отряд лыжников подорвал грузовики фашистов, которые отправлялись на Калужский большак. Значит — пора.
— За мно-о-о-ой! — лейтенант Громов вскочил в полный рост, взмахнул пистолетом.
Солдаты встали из снега и побежали к дороге на окраине деревни.
Снова взорвалось вдалеке, затрещал пулемет, хлопнули винтовочные выстрелы.
Селиванов бежал к дороге, бегло целясь вперед, утопая валенками в снегу, и с ним рядом бежали Игнатюк с Пантелеевым. Трудно было дышать на бегу, еще труднее целиться, и не видно противника, но слышно, как стреляют в деревне.
За крайним домом — суетливое движение и мелькают серые мундиры: несколько немцев пытаются занять оборону.
Селиванов опустился на колено, уперся прикладом в плечо, прицелился по серому пятну и спустил курок. Бахнул выстрел, ударило в ноздри запахом пороха. Попал или не попал — нет времени думать. Пуля — дура. Встал, побежал, снова присел, снова выстрелил.
Разобравшись с передовым охранением немцев, подбежали к избе. Игнатюк швырнул гранату в окно, отбежал, закрыв руками уши. Гулко хлопнуло внутри, зазвенели стекла.
Засели за бревенчатым углом дома.
Селиванов вслед за Громовым привалился плечом к стене, отдышался. Сзади подсел Игнатюк. Мимо пронеслись несколько солдат — они бежали к другому дому, чтобы укрыться за ним.
Подсел взмокший, взволнованный Пантелеев с раскрасневшимся лицом.
— Заклинило, зар-раза! — крикнул он, плюхнувшись в снег.
Не дожидаясь ответа, всадил винтовку прикладом в снег и со всей силы ударил валенком по затвору. Заклинившая гильза выскочила, дымясь, из казенной части и ушла в сугроб.
Автоматные очереди стали громче и чаще — видимо, подоспел еще отряд.
— В дом! — крикнул Громов. — Избу проверьте!
Селиванов, выждав момент, осторожно выглянул из-за угла: дверь в избу снесло с петель, крыльцо развалилось, изнутри несло жаром и запахом гари.
Быстрой перебежкой с Игнатюком и Пантелеевым пересекли открытый участок двора, ворвались в избу.
Сначала показалось, что внутри никого, но потом Селиванов увидел, что возле почерневшей печи, скорчившись под обломками и кашляя от дыма, ползает стриженный налысо немец с неестественно вывернутой рукой и окровавленным лицом.
