Кастнер зарычал, как дикий зверь. Огонь пронзил его левое бедро, прорезая недомогание других мучений, извивающихся в нем. Что-то пронзило его ногу, пригвоздив его вместе с броней к лесной подстилке. Выгнув спину и разорвав рану в боку, Кастнер увидел, что меч Терминус упал вслед за ним, широкое лезвие пронзило рыцарскую пластину, прожгло плоть и задело кость. Храмовник ударился головой о землю и сжал ее оставшейся перчаткой. Взревев еще раз, Кастнер потянулся назад и взял клинок в руку. Потянув его вверх, металл издал мучительный звук, ударившись о пластину, через которую он прошел. Боль была невыносимой, но Кастнер поймал себя на том, что хочет, чтобы она продолжалась — агония, выжигающая себе путь сквозь его мрачные муки. Наконец клинок освободился и тяжело упал на бок, липкий от крови храмовника.
Волоча огромный меч, словно какой-то грех, и хромая, как животное, вырвавшееся из капкана, Кастнер с несчастным видом пробирался сквозь изменчивый лес. Шли часы. Это могли быть дни или недели, насколько рыцарь знал. Его тело словно горело. Лихорадка заставила сердце рыцаря гулко застучать в ушах. Он был повсюду, но не чувствовал ничего. Каждый угол и поворот вокруг деревьев был темным открытием. Каждое решение, правое или левое, стоило рыцарю маленького кусочка его души, но с каждой минутой он чувствовал, что становится чем-то большим.
Его трясло. Храмовник заставил себя успокоиться, но почувствовал, что даже его решимость дрожит. Волосы на его теле встали дыбом от холода страха и возбуждения. В немыслимом лесу вокруг него корни змеились сквозь землю под ногами, словно раздвоенные сети полуночной синевы пронизывали его бледную плоть. Как Бог-Король, далекий и потерянный для него, земля была Кастнером, а Кастнер — землей. Нация конкурирующих несчастий. Живая, дышащая империя, которой можно управлять.
Гром разорвал небеса над темным пологом. Надвигалась буря — невидимая и непреодолимая. Слабый свет умирающего солнца и крадущих свет лун пробивался на расчищенную площадку, где уже сгущались сумерки. Вельд превратился в непроходимый лабиринт мрака и ужаса. Кастнер остановил свою жалкую ковыляющую походку, волоча за собой проткнутую ногу. Все пути выглядели одинаково зловещими. Впереди лежало толстое бревно — поваленный ствол, весь в наростах, гнездах и дырах. Кастнер заметил, как блеснули его глаза. Изъеденный насекомыми лес кишел паразитами и кишащими, медленными, ползучими тварями этого мира. За лесом раздался хор болезненных скрипов. Из зияющей темноты бревна Кастнер услышал страшный раскатистый смех. Его веселое приглашение было заразительным и спелым с мрачной насмешкой.
