Тяжелый клинок промахнулся, не попав в размозженный череп зверочеловека, врезавшись в неровности стадного камня. Металл клинка странно звякнул о материал, и Кастнер почувствовал, как внезапная агония обожгла его мозг, словно кончик раскаленной кочерги. Боль и удивление были таковы, что рыцарь Двухвостого Светила уронил Терминус в кровь своего поверженного врага и споткнулся у алтаря, зажав перчаткой правый глаз. С его губ сорвался тонкий мучительный стон. Кровь, горячая и густая, пролилась сквозь металлические пальцы и потекла по его лицу. Он попытался что-то разглядеть, но не смог. Моргая своим левым глазом, открытым сквозь кровь и боль, он обнаружил, что не может сделать этого с правым. Его сердце превратилось в тихий шепот. Он взревел от страха и упал на закованные в броню колени. Все, что он мог видеть справа — это глубокая тьма мира, который теперь исчез. Пульсирующее горе. Лихорадочное недомогание. Раскаленное добела отсутствие. Чистый Рок.
Выхватив из руки перчатку, он провел кончиком пальца по окровавленной глазнице и по разбитому глазу. Он почувствовал укол какого-то предмета внутри себя и одновременно мучительную боль, подобной которой он никогда не испытывал. Это было подобно удару молнии, пронзившей разум, бросая все внутри в ужас, темноту и беспорядок, которые последовали за этим. Кастнер попытался собраться с мыслями. Чтобы сосредоточиться на своем пути через постоянные мучения. Терминус, должно быть, ударил кремнистым осколком из камня ведьмы и послал его, как наконечник стрелы, ему в глаз. Схватившись за другую руку, рыцарь в отчаянии и гневе ударил металлическим кулаком по стадному камню. Он был просто глуп. Опрометчив. Иррационален. И он за это поплатился. Он потерял что-то такое, что никак не смог бы вернуть. Это осознание обожгло его.
Храмовник еще некоторое время стоял перед камнем, преклонив колени перед своими врагами. Стыдливая слеза тихо скатилась по одной из залитых кровью щек. От земли шел пар от запекшейся крови. Огонь начал угасать. Сырая краснота рассвета пробивалась сквозь открытое небо.
Кастнер почувствовал, как что-то толкнуло его руку. Это был Оберон. Жеребец легонько ткнулся в него носом, словно не зная, жив его хозяин или мертв. Рыцарь был неподвижен. Конь был не единственным, кого это интересовало. Кастнер поднял голову. Сестра-послушница стояла перед ним на коленях, держа на них переплетенные книги, и, приоткрыв рот, смотрела ему прямо в глаза. Это был полный бардак. Колотая рана в форме паука обнажала темноту внутри. Кровь текла, как слезы, от его разрушения. Девушка оторвала полоску чистой ткани от своей сорочки и принялась обматывать ею голову Кастнера, прикрывая его слепой глаз. Она что-то говорила, но Кастнер этого не заметил.
