— А вы знали?
— Я так и думал, — сказал храмовник. — В этом нет ничего необычного. Продукт какой-то извращенной связи. Вынашивая такой ужас, мать, возможно, не сможет заставить себя покончить с собственным потомством. В конце концов, это все еще ее ребенок — несмотря на то, что он носит отвратительные знаки темной милости.
Эмиль ничего не сказал. Он просто смотрел на бесформенного младенца, кричащего о своем несчастье в небо.
— Возможно, она думает, что ее ребенок может найти дорогу к кому-то с большей силой и более крепким сердцем.
Эмиль перевел взгляд с ребенка на арбалет, висевший у него на седле.
— Я не могу, — сказал сквайр.
— Слуги Губительных Сил не всегда будут представляться Юрианом Спартаком, истекающим кровью своих невинных жертв. — Ты должен покончить с этим порождением тьмы, — сказал своему оруженосцу храмовник, — как велит твое призвание.
— Я не могу, — жалобно сказал Эмиль.
— Разве ты не читал Рендсбергера? Что скажет по этому поводу демонолог фон Бильдхофен?
Эмиль отрицательно покачал головой. Оруженосец услышал вздох Терминуса, освобождённого из седельных ножен. Оруженосец продолжал трясти головой.
— Милорд, нет.
— Ты готов защищать такое зло от стали Зигмара?
— Уверен, этот ребенок не наш враг, — сказал Эмиль.
Держа огромный меч в двух перчатках, чьё тяжелое лезвие зависло над визжащим младенцем, Кастнер приготовился.
— Мы находим наших врагов на темном пути. Может быть, ты решил присоединиться к ним в этом деле?
— Нет, хозяин.
— Тогда ты знаешь, что необходимо. То, что нужно. Эта штука дарит нам благословение Разрушительных Сил, — мрачно настаивал Кастнер.
— Разве боги не могут решить, жить ему или умереть?
— Мы — их орудие, — сказал Кастнер, поднимая клинок. — Это решено.
Эмиль отвел взгляд.
— Я не могу смотреть, — сказал ему сквайр.
Перчатки Кастнера заскрипели на рукояти меча. Он замер.
— Тебе еще многому предстоит научиться, сквайр, — наконец произнес храмовник, прежде чем убрать свой клинок от ужасного тела младенца. — Твое образование — мое бремя. Я не подведу тебя, как ты сам себя подводишь. Возьми ребенка на руки.
— Милорд? — сказал Эмиль, и лицо его исказилось от смешанных чувств: стыда, беспокойства и отвращения. Опустившись на колени, Эмиль снова завернул существо в пеленки.
— Отправь его обратно на воду, — приказал Кастнер. — Ты еще увидишь ошибку в своем милосердии.
Эмиль спустился обратно к воде и положил кричащего ребенка на дерн из сплетенных водорослей, прежде чем столкнуть его обратно в вялое течение. Когда он вернулся, Кастнер уже сидел в седле, и его взгляд был полон упрека и печали. Зная, что разочаровал своего хозяина, сквайр промолчал.
