Он протопал через солому к Оберону, который неуверенно фыркнул. Когда рыцарь был пьян, ничто не могло укрыться от его пьяного гнева. Храмовник был не прочь выпороть коня за какую-нибудь явную провинность. Кастнер схватил испуганное животное за благородную голову, и стало понятно, что он намеревается вскочить на коня и ускакать на север, в Мидденхейм.
— Милорд, — наконец храбро произнес Нильс среди общей суматохи. — Милорд, что вы делаете? — было бы неразумно бросать вызов рыцарю в таком состоянии, но если бы Кастнер ускакал и упал, или Оберон бы погиб, то на следующее утро ему пришлось бы заплатить еще большую цену. В своем нетрезвом состоянии оруженосец мог, по крайней мере, надеяться, что храмовник легко устанет или потеряет сознание.
— Ты мне указываешь что делать? — прорычал Кастнер, поворачиваясь к Нильсу. Дидерик наблюдал, как они вдвоем погрузились в привычную рутину. Еще более невнятное бормотание рыцаря в конце концов сложилось в слова: «… маленький навозник, как ты смеешь говорить храмовнику Двухвостого Светила когда он может ездить верхом, а когда нет…».
Нильс не стал поправлять рыцаря, а просто попытался убедить его, что конь был без седла, уздечки и без подковы.
— Ты хочешь это сделать? — спросил Кастнер с жирным рычанием. Его искажённое лицо менялось от растерянности к желчи, время от времени переходя в паралич растущей усталости. Бессознательность манила его, но храмовник не позволил ей овладеть собой. — Ты хочешь это сделать, говнюк?
— Нет, милорд, — ответил Нильс, его голос дрожал от страха, а лицо напряглось от предстоящего испытания. — Пожалуйста, сэр. Я умоляю тебя. Я забочусь только о безопасности вашей священной особы. Во имя Зигмара…
Глаза Кастнера на мгновение закрылись, и толстый аристократ поплыл влево. На секунду ему показалось, что он вот-вот рухнет на пол конюшни в пьяном угаре. Его глаза внезапно распахнулись при упоминании о Боге-Короле.
— Ты обращаешься ко мне от его имени? — пробормотал храмовник невнятно. Он двинулся на сквайра.
— П-п-простите меня, милорд, — с запинкой произнёс Нильс, его глаза остекленели и задёргались. — Дидерик сменил подковы вопреки моему доброму совету. Это он виноват в том, что ваш скакун в этот час не выспался.
Кастнер повернул голову к Дидерику, который стоял, пытаясь успокоить фыркающего и встревоженного Оберона. Храмовник уставился на пажа.
— Это ты? — выпалил сэр Кастнер.
Дидерик уставился на него, его подростковое лицо было жестким и непроницаемым. Здесь не было ничего от обиды и предательства. Нильс не выдержал бы еще одного удара от руки храмовника. Дидерик знал это. Кастнер пристально посмотрел на него. Он одарил его темнотой своих глаз. Как обычно, рыцарю было трудно выдержать пристальный взгляд мальчика. Так было всегда — с тех самых пор, как он неохотно забрал юного Дидерика из рук Иеронимуса Дагоберта. Пьяный Кастнер снова повернулся к Нильсу.
