им повстречался «Спишеран»; Наркид ушёл на нём к Каликутскому
[13] берегу.
[14]— Хочешь повстречаться с приятелем, мой немногословный угольно-чёрный друг? — спросил джентльмен из коммерческого отдела. — Нет ничего проще. Жди в доках Ньянзы[15], пока твой друг там не объявится. Все проходят через доки Ньянзы. Жди, бедный язычник.
Джентльмен говорил правду. В мире есть трое великих врат, у которых, если только ждать достаточно долго, встретишь того, кто тебе нужен. Первые врата — вход в Суэцкий канал, но через них проходит также и Смерть; вторые — вокзал Чаринг-Кросс[16], но только для Британских островов; и третьи врата — доки Ньянзы. В каждом из этих мест мужчины и женщины вечно дожидаются кого-то, кто наверняка там объявится. Памбе стал ждать в доках. Временем он не дорожил, а жёны тоже могли подождать, как ждал он, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, встречая трубы «Синего алмаза», пароходные дымы «Жёлтых полос», «Красного круга»[17] и ничейных грязных морских цыган, которые разгружались и загружались, теснились, свистели и ревели в нескончаемом тумане. Когда у Памбе закончились деньги, один добрый джентльмен предложил ему обратиться в христианство, и Памбе мгновенно стал христианином, обретая духовные знания между приходами кораблей и шесть-семь шиллингов в неделю за раздачу морякам религиозных брошюр. Вопросы веры его совершенно не волновали, зато он знал, что люди в длинных чёрных одеждах, если сказать им «Туземый кхи-лис-ти-янин, сэр», дадут пару монеток, а брошюры можно сбыть в один маленький паб, весьма и весьма прибыльно торговавший табаком в розницу, на доттели, которые по весу меньше, чем «полсамокрутки», что, в свою очередь, меньше пол-унции.
Но через восемь месяцев, из-за долгих часов, проведенных в сырости, Памбе заболел воспалением лёгких и вопреки собственной воли был принуждён лежать в своей комнатке за два с половиной шиллинга в неделю, кляня Судьбу.
Добрый джентльмен сидел у его изголовья, глубоко опечаленный тем, что Памбе разговаривает на непонятных языках, а не слушает чтение правильных книг и вновь погружается во мрак нечестивого язычества; но однажды Памбе вышел из полуоцепенения от звуков голоса на улице, ведущей к докам.
— Мой друг, это он, — прошептал Памбе. — Позови Наркида — позови его. Скорее! Мне его сам бог послал!
— Он хочет видеть человека своей расы, — произнёс любезный джентльмен; выйдя наружу, он изо всех сил крикнул: «Наркид!» К нему обернулся цветной — точнее сказать, цветастый человек в распахнутой белой блузе, новых с иголочки матросских штанах, блестящей шляпе и с брошью на груди. Многочисленные рейсы научили Наркида правильно тратить деньги и сделали его настоящим гражданином мира.
