Горизонты исторической нарратологии | страница 58



Перформативная сторона этой речи, сконцентрированная в слове беда, почти скрыта за нарративной, однако в силу «алармичности» данного дискурса мы, несомненно, имеем дело с перформативом тревоги, угрозы, мобилизации.

Перформативные стратегии носят принципиально иной характер, нежели нарративные. Соотносительность этих двух стратегий в едином высказывании и составляет, по всей видимости, ключевой аспект дискурсного анализа новостей в качестве речевого (и мультимедийного) жанра культуры.

В начале третьего тома «Войны и мира» (то есть в композиционном центре четырехтомного произведения) нарратор сообщает главенствующую алармическую новость диегетического мира:

12-го июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие.

Декларативная оценка, инкорпорированная в повествовательную фразу, адресована не персонажам, кем событие начала войны воспринимается как сверх-новость, вытесняющая все прочие новости, а непосредственно читателю, для которого война 1812 года быть новостью уже никак не может. Для читателя прямооценочная сторона нарративного текста оборачивается его имплицитной перформативностью – суггестивным вовлечением в единственно верное, на взгляд нарратора, отношение к повествуемому событию прошлого. Знаменательна аргументация человеческой природой, поскольку перформатив вообще апеллирует обыкновенно не к индивидуальноличностному, а к родовому, «хоровому» человеческому опыту.

В главе XVIII первой части того же третьего тома новостной дискурс являет себя в форме молитвы (перформативный речевой жанр):

Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия, и притом прочитанная неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала.

Референтное содержание дословно приводимой в романе молитвы, несомненно, имплицитно нарративное: это событие нашествия, совершенно чуждое литургическому контексту. Не называемое в молитве прямо, оно в ней присутствует для нас (читателей) благодаря приведенной выше фразе, а для героев – благодаря многочисленным слухам. Однако дискурсивная организация молитвенного текста здесь чисто перформативная. И реакция героини соответствующая – не информативная, а суггестивная: Наташа не понимала хорошенько, о чем она просила Бога в этой молитве, однако одновременно она

не могла сомневаться в правоте читаемой коленопреклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи.