Жизнь унтер-офицера Тесена текла все так же однообразно. Дни шли за днями, наполненные будничными заботами и ожиданием ответа командира на рапорт о переводе в другую часть. Кроме того, ежедневно в полдень, когда обер-фельдфебель раздавал почту, у Якоба появлялась слабая надежда получить письмецо. Правда, эта надежда тут же исчезала, поскольку Грет все еще не давала о себе знать. У Якоба вошло уже в привычку после раздачи писем отправляться к морю. Там около забора он почти всегда встречал Олафа. Их мимолетное знакомство давно уже переросло в дружбу. Непринужденные и ни к чему не обязывающие разговоры с мальчуганом отвлекали Якоба от мрачных мыслей.
«Наверное, она так и не напишет, — думал унтер-офицер, день ото дня становясь все печальнее. — Дальше ждать бесполезно…»
А время шло своим чередом.
Удовлетворение Якоб чувствовал лишь оттого, что ефрейтор Бергеман тоже больше не получал писем. Это обстоятельство даже побудило рядового Штриглера высказаться:
— Отсмеялся, голубчик. Мне кажется, что теперь на твою удочку ни одна девица не клюнет.
Сказано это было почти вызывающе. Если бы голова у Якоба не была занята Грет и прошением о переводе, он бы заметил перемены, происшедшие в их комнате. Настроение у всех подчас делалось весьма мрачным, и иногда казалось, что все ненавидят друг друга.
Штриглер сделался еще более угрюмым и замкнутым. Свое свободное время он проводил почти всегда лежа на койке и неподвижно уставившись в потолок. Иногда он отворачивался к стенке и делал вид, что спит. Газет он почти никогда не брал в руки.
— Ах, оставьте вы меня в покое! — раздраженно заявлял он, когда ефрейтор Бергеман или рядовой Петцинг пытались заговорить с ним.
— Интеллектуальное короткое замыкание, — комментировал в таких случаях Бергеман поведение Штриглера. — Пусть чудак побудет наедине с самим собой.
Какое-то время казалось, что ефрейтор и Петцинг благодаря этому даже сблизились между собой. Несколько раз они вместе ходили в кафе, расположенное неподалеку от части. Но однажды Бергеман отказался идти туда, и Петцинг несколько дней был предоставлен самому себе.
— Что это с тобой произошло? — приставал к нему с расспросами Петцинг. — Такой здоровяк, а не хочешь выпить?
— Да не в этом дело, — кисло отнекивался Бергеман. — Просто с тобой неинтересно. Ты, как выпьешь, начинаешь говорить разные гадости…
