— Иди к ребятам, — сказал он через плечо, услышав ее шаги.
— Я просто хочу посмотреть, что там.
Он с грохотом открыл дверь и, не включая света, провел рукой по рулю — фонарика не было. Зато сестра уже была внутри и с любопытством озиралась, пытаясь разглядеть хоть что-то в сером свете, падавшем с улицы.
— Так-так, — послышалось из-за спины. — Экскурсию ей проводишь? А не испугается?
Тео обернулся — огоньки весело обступали его со всех сторон, как на кладбище.
— Она ничего не боится.
— Правда ничего?
Он почувствовал, что у него немеет лицо: даже в сумерках он не мог позволить ни одному мускулу выдать его.
— Ну давай проверим.
Из-за спины появилась крепкая рука барабанщика и ловким движением захлопнула подвальную дверь.
— Ключ у тебя?
Он все еще молчал. Сердце один раз противно стукнуло и затихло.
— Ключ давай, — повторил барабанщик миролюбиво, — и пойдем дальше репетировать. А она посидит пока, ничего с ней не будет.
— Как к вам приходят идеи?
— Я закрываю глаза, и они подходят близко-близко: протяни руку и бери.
Тина смотрела, как брат одевается. Они спали теперь в разных комнатах, и ей ужасно надоедало каждый вечер застилать диван, а утром убирать белье в шкаф. Отселение имело и другие последствия: она вдруг увидела братьев почти взрослыми, и это вызывало мучительные мысли о том, какова она сама.
Сегодня, глядя на брата, она заметила, какой широкой стала его грудь и как тесны ему рукава в предплечьях. Он любил хвастаться, что с костылями никаких гантелей не надо, а еще — что именно болезнь закалила его характер. Тина всё это видела, но видела и то, что он по-прежнему стесняется своих чуть оттопыренных ушей. Он даже начал отращивать волосы, как Тео, но сквозь жидковатые засаленные прядки уши стали торчать еще смешнее. Теперь Мик носил отцовскую черную шляпу и казался себе в ней неотразимым. Тина только посмеивалась и Мику никогда не завидовала — ни его характеру, ни школьным успехам.
Она завидовала Тео — отчаянно и жгуче.
Тео был симпатичным. И дело тут даже не в хайере и не во всех этих шейных платках и узких брюках, за которые любого другого в их городе давно бы побили.
Он умел улыбаться.
У него была родинка над губой.
И он не был похож на рыбу.
У Мика, впрочем, тоже был нормальный профиль, и Тина поверила бы, что приблудилась к ним жалким подкидышем — если бы во всем остальном они не казались близнецами.
Все домашние уверяли ее, что она выдумывает, но Тина отчетливо видела эту отвратительную припухлость, из-за которой рот выдавался вперед самым глупым образом, как у рыбки из аквариума.
