Командный состав растерялся. Пытаясь воздействовать на судовые команды, оно то запугивает их, то нерешительно отступает перед ними. На «Очакове» матросам об’являют, что, если крейсер будет отвечать на сигналы с берега, то крепость и эскадра откроют по нем огонь. Приехавших на судно депутатов с берега пытаются не допустить к переговорам с матросами. Но когда команда заявляет, что она поддержит выработанные комитетом требования, офицеры и часть кондукторов[13] с’езжают с крейсера на броненосец «Ростислав». Делается еще несколько попыток выделить тех, кто «мутит» команду, добиться выдачи бойков от орудий и винтовок. Но комендор[14] Н. П. Антоненко кричит:
— Оружия не отдавать!
И приезжавшие офицеры снова уезжают, ничего не добившись.
Весь день во флотских казармах непрерывно работает комитет депутатов, состав которого пополняется новыми лицами. Вечером на заседание приезжает приглашенный депутатами самый популярный в это время в Севастополе человек — лейтенант Шмидт. Его встречают громкими «ура» и на руках вносят в комитет. Шмидт здоровается со всеми депутатами. Впервые в жизни они жмут руку офицера…
Безвестный офицер, он сразу выдвинулся в октябрьские дни.
Сын бердянского градоначальника, контр-адмирала Шмидта, Петр Петрович Шмидт по окончании морского корпуса выходит в отставку и поступает на службу в торговый флот. С началом русско-японской войны его призывают из запаса на военную службу. С эскадрой адмирала Рождественского Шмидт отправляется на Дальний Восток. В Порт-Саиде по болезни он списан с эскадры. По возвращении в Черноморский флот Шмидт получает в командование номерной миноносец.
Октябрь 1905 года застает Шмидта в Севастополе. Отсюда он пишет ряд писем в Одессу своим друзьям и сослуживцам по торговому флоту; по его словам, он «остановил пароходное движение только силой несчетного количества писем… Весь ум, весь талант, вся сила слова, порожденная важностью минуты, ушли на эти письма к матросам, и они забастовали»[15].
17-го октября Шмидт организует «первый в Севастополе митинг». В день получения манифеста он выступает на двух митингах, ночью видит расстрел толпы, пришедшей требовать освобождения арестованных из тюрьмы, в ту же ночь собирает гласных городской думы. На другой день он рассказывает об этом заседании в одном из писем: «заседал в думе на правах гласного 18 часов подряд и превратил этих толстопузых флегматиков в протестующих борцов»
