Быть бы счастливому, радостному дню, но с восходом солнца на небе появился двухфюзеляжный немецкий самолет-разведчик «фокке-вульф», бросивший на землю огромную черную тень. Не обращая внимания на зенитки, он пролетел над городом, над позицией, которую занимал расчет Акиньшина, над Полотняным поселком и скрылся за горизонтом.
— Своих пошел вызывать, — сказал заряжающий Килимов, умываясь после сна и поглядывая на небо, покрытое белыми облачками от взрывов зенитных снарядов.
— Точно, — подтвердил боец Осадчий. — Через десять минут бомбежка начнется или артобстрел. А то и танки попрут.
Через небольшой промежуток времени и в самом деле послышался далекий гул.
— Моторы, — определил Осадчий.
— Танковые, — добавил Акиньшин. — Самые настоящие…
Он замер, пристально всматриваясь в даль и прислушиваясь, как с приближением гул постепенно превращался в грохот, перемежавшийся лязгом гусениц. Замер и боевой расчет. Только Ромашев озабоченно оправлял бруствер артиллерийского дворика, словно от этого бруствера, и только от него, будет зависеть исход предстоящего боя.
Но вот на шоссе показалась длинная вереница приземистых машин с белыми крестами.
— Один, два, три… пять… десять… тринадцать… — считал старший сержант Акиньшин, глядя на приближавшуюся бронированную колонну.
Из блиндажа его окликнул связист:
— Товарищ старший сержант, к телефону!
Акиньшин сбежал вниз и взял трубку:
— Я у телефона… Да-да… Докладываю: подходят немецкие танки. Пока насчитал двадцать два… Есть, подпустить ближе…
Разговор у орудия сразу прекратился. Все настороженно прислушивались, ловя каждое слово командира.
— Да-да, мы свое слово помним. Стоять будем насмерть… Благодарю.
Положив трубку, Акиньшин вышел и посмотрел на товарищей, которые уже стояли на своих местах в ожидании приказаний.
— Ну, друзья, сейчас будем встречать непрошеных гостей, — сказал он, стараясь скрыть волнение. — Немцы пойдут на все, чтобы сбить нас и прорваться в город. Не уступим врагу, не позволим пройти здесь!
— Не позволим! — ответили артиллеристы.
А передние танки уж приблизились к железнодорожной насыпи. Они чуть приостановились и ухнули сразу всеми жерлами своих пушек. Раздались взрывы, и туго спрессованная волна тяжело толкнула воздух. Артиллеристы, припав к земле, настороженно прислушивались к взвизгиванию немецких снарядов и облегченно вздыхали при недолетах и перелетах.
Акиньшин, не отрывавший глаз от противника, не видел лиц своих боевых товарищей, но знал, что они с такой же ненавистью, как и он, следят сейчас за одетым в броню врагом и нетерпеливо ожидают короткого слова «огонь».
