«Поживился? Поживился?» — злорадствует воробьиное племя.
Да и сами вишни, не будь дурочками, кажется, смеются над мальчишкой:
«Сорвал, сорвал, сорвал, а?..»
Над домом плывут ленивые облачка. Городское утро звенит, как тамбурин, а дальше, над морем, степью и всеми лиманами, ближними и дальними, поет голосами скрипок, и ветер приносит их голоса сюда, в дом, стоящий на Смоляной улице, Филька ничего не слышит, В его ушах лишь гудит голос дворника:
— Иди, Филька, за мной!
Они заходят в дворницкую.
— Нет, не стану я крутить твои уши, — говорит там дворник, — на что они мне? Такие — пучок копейка…
Филька оскорбляется. Пучок копейка? Неправда. Уши у него хорошие, большие, мама говорит, что они музыкальные… А Тунцов продолжает:
— Ну-ка, выгружай груз из трюма.
И Филька выгружает. Он кладет вишни, еще нагретые солнцем утра, на стол.
— Внимание, суд идет! — говорит Тунцов. — Филипп Конев присуждается к штрафу — он должен прочитать Тунцову Александру Федоровичу сто страниц этой книги…
С этими словами дворник усаживает Фильку на табурет и сует ему в руки книгу:
— Начинай, вот отсюда…
Делать нечего. Надо читать. И Филька читает «Записки английского офицера разведки Мориссона»…
Лицо Тунцова само внимание. Но Филька не находит ничего интересного в этой книге.
А день между тем все хорошеет и хорошеет. Синее небо зовет Фильку на берег Куяльницкого лимана. Смоляная улица и вправду пахнет смолой. Но смолой особой, корабельной. На улице светло, жарко. На стене дворницкой золотятся солнечные зайчики, и дворник, ослепленный их блеском, закрывает глаза.
«Спит…» — решает Филька. Сейчас можно выскочить во двор через окно… Веселая озорная песенка без слов начинает звучать в Филькином сердце. Филька поднимается и тянется к окну, как колосок к утренней заре. Но тут раздается голос дворника:
— Читай!
Жалобно шелестит перевернутая страница.
Филька читает, а сам думает о своих друзьях, искателях древнего поселения. Может быть, в этот самый час они без него уже сделали важное археологическое открытие? На Филькиных губах выступает горечь. Он читает, скука одолевает его, и ломит кости, словно осенняя сырость. Он читает, а перед ним лиман, лиман, лиман… Он читает, а перед ним солнце, солнце, солнце… Перед ним золотой мир школьного лета. Мир соленых, зеленых волн. Мир гулкого мальчишеского счастья…
Филькин голос срывается. Все туманней становятся для него страницы. Он с ненавистью глядит на своего мучителя. Ему он желает самого плохого… Заболеть лихорадкой, вывихнуть ногу и даже отравиться консервами, как отравилась в прошлом году его сестра Верка…
