В больницу Степик возвращается в семь часов вечера. Он с трудом держится на ногах. Он весь в береговой глине.
Кара Ивановна в ужасе всплескивает руками:
— Тебя искали… Отец… Милиция… Школа… Сейчас же надо сообщить, что ты нашелся!
— Скажет Мотька.
— Какой Мотька?
— Вместе были.
— Где были?
— На море.
— Ходил прощаться с волной — ясно… И что ты держишь в руке? Веточка…
— Груша, — говорит Степик. — Поставишь в операционной…
После этих слов Кара Ивановна сразу добреет.
— Теперь я вижу, что ты и вправду Степик Железный. Значит, не боишься? — забыв о вине мальчика, спрашивает она.
Не ответив, Степик молча ложится в постель. Все, что он мог сделать на земле, он сделал.
— Каравана, утром впусти Мотьку… Пусть стоит за дверью… — просит он тихо.
Утром в операционной вспыхивает яркий, белее снега, свет. И спустя два часа санитары на носилках выносят оттуда Степика. Вслед за ним идут врачи и студенты-медики. Последними из операционной выходят Савелий Петрович об руку с Карой Ивановной.
Закурив папиросу, он устало спрашивает:
— Где-то здесь должен быть мальчик Мотька?
— Я здесь! — неожиданно выйдя из-за колонны, заявляет Мотька.
— Ты? Ну вот, беги и скажи всем, что операция прошла блестяще!
— Есть! — орет Мотька, обрадованный.
Профессор закуривает вторую папиросу и говорит:
— Каравана?
— И вы?…
— Я тоже…
А Мотька, собиратель рыболовных крючков, стремглав мчится по лужам, поднимает ногами фонтаны брызг, брызги обдают прохожих, те возмущенно ругаются, но мальчик, летящий с радостной вестью, не имеет права останавливаться.
