— Дмитрий Климентьевич, пошел бы в каюту, соснул часок-другой. Ведь измотаешься, — сказал ему как-то комиссар.
— В каюте с подволока каплет, — отшутился Ярошевич. — Как капля в ухо попадет — тотчас просыпаюсь. Не сон, а одно мучение.
Мне показалось, что этот разговор остался никем не замеченным, но я ошибся. На следующий день я увидел боцмана Силакова, который что-то выкраивал из куска брезента. Григорий Никандрович Силаков — мой подчиненный, правая рука в штурманской боевой части. Он старше меня, имел боевой опыт, участвовал в войне с Финляндией в 1939/40 году. Поэтому держались мы оба, как говорится, на равных.
— Что замыслил Григорий Никандрович? — поинтересовался я.
Силаков оглянулся и сказал вполголоса:
— Слыхали, командир в своей каюте спать не может. С подволока каплет. Вот я и того, защиту из брезента сооружаю. Ни одна капля через нее не просочится…
Трогательная забота о командире, близкая к обожанию, была присуща всему экипажу «Щ-310». Мы любили Дмитрия Климентьевича Ярошевича, верили в него. И надо сказать, наша вера имела под собой твердую основу…
Итак, мы ждали врага и готовились к встрече с ним. Но как нередко бывает в жизни, даже то, чего ждешь, приходит неожиданно.
— Транспорт справа тридцать, на горизонте, — прогремел в центральном посту доклад вахтенного командира — лейтенанта Шагиняна.
Ярошевича как пружиной подбросило с места:
— Боевая тревога! Торпедная атака…
Началось сложное маневрирование.
И вновь, в который раз за время войны, подумалось о том, чему нас учили в училище и с чем пришлось столкнуться. Да, в стенах училища каждый курсант не раз и не два выходил в атаку на транспорты условного противника. Однако, сколько ни рылся в памяти, не вспомнил ни одной учебной атаки, которая проводилась бы в темное время суток. Все — днем!
Но именно днем фашисты старались не появляться в открытом море, а если уж появлялись, то в очень сильном охранении…
Наша лодка, не погружаясь, сближалась с довольно крупным транспортом, силуэт которого едва просматривался во тьме.
Весь экипаж в эти минуты находился в большом напряжении.
— Аппараты — товсь! — прозвучала очередная команда.
— Аппараты — пли! — скомандовал командир.
Ждали результата атаки. Но безуспешно. Взрыва не последовало. В самый последний момент транспорт резко изменил курс.
Однако Ярошевич не из тех, кто не доводит дела до конца.
— Самый полный вперед! Право на борт, — доносится о ходового мостика. Кормовые аппараты приготовить к выстрелу. — И снова: — Аппараты — товсь! Пли!
