Хозяйка вернулась к нам минут через пять – еще более взъерошенная и усталая.
– Пойдемте, провожу вас, – вздохнула она, и снова мне показалось, что в ее взгляде присутствует настороженность.
Ведущая на чердак лестница пряталась за книжным шкафом в конце коридора. Это была совершенно обычная переносная лестница, упирающаяся в чердачный люк. Объяснив, где стоят коробки, хозяйка сказала, что подождет нас внизу и занялась подбежавшим к ней ребенком.
Чердак оказался большим, тянущимся почти над всем домом. В отличие от первого этажа, здесь было очень пыльно и темно. Чтобы включить свет, пришлось вручную подкрутить единственную лампочку, болтающуюся под потолком на тонком проводе. Сквозь маленькое чердачное оконце было видно, что на улице за это короткое время успело заметно стемнеть.
– Она не очень-то нам рада, – негромко заметила я, подразумевая хозяйку. – Но все-таки впустила.
– Мила не очень суеверная, как и ее муж, – продвигаясь вглубь чердака, произнес Егор. – Но они наслушались россказней Галки о первых владельцах этого дома.
– Галки? – переспросила я.
– Галины Ересеевой, – пояснил он. – Ее бабка была кем-то вроде местной знахарки.
Прозвучавшее имя почему-то показалось мне смутно знакомым, а потом я вспомнила, где его слышала. Так звали пожилую женщину, с которой мне довелось столкнуться у супермаркета. Она еще, увидев меня, перекрестилась…
У меня возникло предположение, которое я не преминула проверить:
– А эту ее бабку случайно не Евдокией звали?
– Евдокией, – подтвердил Егор.
Ощущая, как мгновенно пересыхает в горле, я сглотнула и поинтересовалась:
– И что такого Галка рассказывает?
Егор в это время нашел нужные коробки и, присев перед ними, вместо ответа бросил:
– Смотри, что тебе нужно и пойдем. Ты права, Мила не очень нам рада. Не стоит заставлять ее нервничать.
Всего коробок оказалось две. В первой обнаружилось старое, пропахшее сыростью и пылью тряпье, а во второй – несколько книг, шкатулка с нитками и пучком засушенных трав, стопка перевязанных школьных тетрадей и потрепанный плюшевый медведь.
Почему-то из всего этого «богатства» меня привлек именно медведь. Может, потому что он, скорее всего, когда-то давно принадлежал ребенку? Маме…
Взяв его в руки, я ощутила под пальцами мягкий ворс, заметила съехавший в сторону глаз из пуговки и зеленое пятно на левой лапе. Медведь тоже пах пылью и сыростью, но держать его в руках не было неприятно. Никогда не страдала излишней сентиментальностью, но сейчас что-то внутри болезненно защемило. Было в это игрушке нечто такое… трогательно-беззащитное, что ли.
