- Всю смену в одну ночь взяли, геологов арестовали. Полгода допрашивали. Все главарей заговора искали. Какой заговор? Нет, ты скажи, какой тут заговор может быть?! Ну, я понимаю, геологов арестовали. Это, может, и правильно, не знаешь науки, нечего нефть искать! А нас-то за что? Нас зачем?
Все спрашивали, кого я из летчиков знаю, с кем разговоры вел, про каких-то аэронавтов расспрашивали… - грузин безнадежно махнул рукой. - Я сказал, никого не знаю. Чкалова знаю. Леваневского знаю. Байдукова с Громовым знаю. Больше никого не знаю. Мне в небеса смотреть некогда, я в землю смотрю. На небе нефти нет. Так они мне написали в постановлении - "за распространение религиозных слухов, порочащих социалистический строй, наносящих вред социалистической экономике и в целом всей советской стране"! Какие религиозные слухи? У нас в семье после деда никто в Бога не верил!
- Вот за это и посадили! - строго сказал один из слушателей. - Верил бы в Бога, глядишь, он бы тебе и пособил!
Услышав последние слова грузина, Аркадий Штерн подобрался ближе.
- А на какую глубину бурили? - спросил он. Грузин встретился глазами со Штерном, долго откашливался, потом спросил:
- Что, дорогой, тоже геологоразведчик?
- Да нет, - отвел глаза Штерн. - У меня профессия иная была, я вглубь не рвался, я наоборот - в выси…
- Летчик, значит? - нахмурился грузин.
- Почти, - кивнул Штерн.
Экибастузский лагерь. Октябрь 1949 г.
Блатные пришли в барак неожиданно. По-хозяйски усевшись на корточки у стены, они некоторое время разводили рамсы со старостой, потом "шестерка", худой мужичок золотушного вида, подошел к нарам, на которых лежал вернувшийся со смены Штерн, небрежно ткнул Аркадия в бок:
- Слышь, фраер, тебя пахан кличет! Штерн сел, чувствуя, как ломит все тело. Лицо покрывала испарина. "Заболел я что ли?" - тупо подумал он.
В углу сидел старик в темно-синем гражданском костюме. Рядом с ним корячились на корточках два мордоворота, шеям которых было тесно в рубахах. Пальцы всех троих синели наколками. Лицо у старика было удивительно интеллигентным. Аркадий Наумович не удивился бы, встреть он этого человека в своем институте. Впрочем, в зоне он тоже ничему старался не удивляться. Здесь можно было увидеть бывшего профессора, тискающего ночами романы и охотно чешущего пятки уголовному авторитету, у которого имелась лишь одна извилина, да и та блатарю была нужна лишь для того, чтобы пистолет при грабеже не выронить. И наоборот, порой зона являла странные типы гордых людей, которых не могли сломить ни издевки тюремщиков, ни многодневное содержание в БУРах.
