Мечта мужчины, или 129 килограммов нежности | страница 40
Я отвернулась. Куда я попала? Грубость бедности — к этому надо относиться с философским спокойствием. Но одно дело наблюдать подобную сценку из окна хорошо протопленного авто, а совсем другое — стать ее непосредственным участником. Неужели эта вредная бабка и эта женщина, лицо которой посинело от свежих гематом, отныне и есть мое окружение? Значит ли это, что через какое-то время и я стану одной из них? И некто, увидев меня из окна своего автомобиля, скользнет равнодушным взглядом по моей немодной засаленной куртке и вздохнет — несчастная женщина, зависшая в бесконечности между растраченной на мелочи молодостью и пугающей нищей старостью.
…Я понятия не имела, куда мне пойти. Бело-золотая церковь, дрожащая свеча в память о том, кого я убила — все это выглядело по-киношному красиво и даже пафосно. Но я так и не решила самый главный вопрос: что дальше-то делать? У меня хватило смелости изменить внешность и сбежать из города, где найти меня проще простого. И вот я здесь, в глуши.
— Закурить не найдется?
— Не курю, — машинально ответила я и только потом сообразила, что со мной говорит та самая пьянчужка, которую не пустили в церковь. Выглядела она и правда не лучшим образом. Правый глаз — голубой и ясный, а вместо левого — мутноватая щелочка, окруженная филигранным черным синяком. Щека расцарапана, в уголках губ — запекшаяся кровь.
— Ну и правильно делаешь. Я тоже бросить пытаюсь, да все никак. Наверное, потому что мне жить скучно.
— По тебе не скажешь, — криво усмехнулась я.
— Артур Шопенгауэр говорил, что сигара может послужить хорошим суррогатом мысли, — прищурилась пьянчужка.
Я чуть не села прямо в скользкую грязь. С ума сойти можно от такой начитанности.
— Я директор школы, — улыбнулась она. — Меня Евгенией Викторовной звать, а тебя?
Я замешкалась. Наверное, не стоит говорить ей свое настоящее имя. Раз уж я решила, что меня больше нет, значит, мне придется забыть и собственное имя. Потому что отныне я буду…
— Анна, — откашлявшись, заявила я. Мне всегда нравилось имя Анна, а свое собственное неуловимо раздражало.
— Меня вот в церковь не пустили… Да ты все видела. Ты подумай, сволочи какие! Я разве виновата?.. Анна, а вы замужем?
Ее бесхитростное провинциальное любопытство меня скорее забавляло, чем раздражало. И потом — мне все равно нечего было делать. Может быть, эта любительница Шопенгауэра подскажет, где можно снять квартирку или найти недорогую гостиницу.
— Не замужем. А вы?