Надо сказать, что при всей демократичности матери аристократизм ее духа ставил между нею и работницами невидимую преграду. Поэтому Саша мрачнела молча.
Наконец мать спросила:
— Саша, в чем дело? Вас кто-нибудь обижает?
Саша залилась слезами.
— Не-ет… Просто я больше не могу… не могу и все!
— Да что случилось?
— Сил моих нет глядеть… Ничего-то я до вас не видала… деревенщину одну… а теперь очень даже понимаю настоящую жизнь… и обращение.
— Так почему же слезы?
Саша вытерла их, глубоко вздохнула:
— Александр Платонович как вас любят… Когда вы уезжали, они картину с вас по памяти срисовали, полностью во весь рост… Цветы все дарят и дарят… Я думала, такая любовь только в романах бывает…
Слезы снова потекли по ее щекам.
— Господи помилуй! — воскликнула мать. — Прямо водопровод.
— Ю-убку вам какую из Москвы привезли-и… Очень даже тяжело мне это видеть…
— В таком случае, — с живостью сказала мать, — нам надо расстаться. Я подыщу вам место, где у вас не будет причин так расстраиваться.
— Нет, — гордо сказала Саша. — Я сама. Только жизнь моя теперь кончена.
В этом мрачном убеждении она покинула дом.
И тогда появилась Матильда. Имя ее как будто выплыло из Сашиного романа, но она совсем не походила на тех Матильд.
Прежде чем рассказывать о ней, поселившей такую благодарность в семейной памяти, я расскажу о последнем визите Саши — года через два.
Она пришла разодетая в пух и прах, сопровождаемая пожилым серьезным человеком.
— Это мой муж Степан Иваныч. Разрешите представить.
— Очень приятно, — сказала мать, пожимая им руки. — Поздравляю вас! Мотя, поставьте-ка чайник. Садитесь, пожалуйста.
Саша села по-светски чинно.
— Вообще-то я год как замужем. Только не приходила, пока вот туалет не сшила и комнату не обставила по вашему вкусу…
— По моему вкусу?
— Как вы говорили, чтоб меньше вещей было… зато вещи у меня побогаче будут. Трельяж я купила, потому как я женщина и мне надо глядеть на себя со всех сторон. Степан Иваныч мне ни в чем не отказывают. Они часовых дел мастер, человек культурный и во мне полюбили культурность и обращение…
— Сашенька — мой идеал, — кашлянув, оповестил часовщик.
Я чуть не фыркнула, но меня остановил строгий взгляд матери.
— И я очень благодарен вам, Вера Георгиевна, за Сашенькино воспитание, — торжественно продолжил он.
— Рада, что Саша встретила хорошего человека и устроила свою судьбу, — в тон ему ответила мать. — Берегите ее.
Саша удовлетворенно кивала, оттопырив мизинец над чашкой.
