А я стою весь в синяках, тоже в крови, сердце заходится, уже тогда неважное было.
Отправили меня на общие, в мокрый забой. Тяжело, но все лучше, чем с девками.
Потом Зотников меня опять выручил, поставил на лебедку: включать — выключать. В помещении тепло, чисто. Шахтеры, пока ждут разгрузки, набиваются ко мне в комнату. Я их не гнал, и они в благодарность песни блатные пели, истории всякие рассказывали.
Они тогда не голодали. Пайка была 800 граммов. А на разгрузке вольные женщины работали, из окрестных деревень, на воле уже голод был.
Один блатной мне рассказал, что купил вольную женщину за пайку. «Я ее… а она хлеб ест. «Хоть бы подождала!» — говорю. — «А ты потом отымешь!» — говорит».
На лебедке я до самого освобождения доработал. Освободили меня 5 декабря 1932 года, досрочно месяца на два. Про мой срок там вообще говорили: «Этого на экскурсию прислали».
Ох, какая это была ночь перед освобождением, какая ночь! Не мог рассвета дождаться…
Зотников мне всю новую одежду выдал, фотографию свою подарил — до сих пор она у меня — с надписью: «Молодому арестанту от старого каторжника». А сам остался досиживать-дослуживать свой десятилетний срок.
Я как на крыльях летел, казалось, нет ничего милее свободы…
В Москве пошел к своей еще челябинской подруге Ляльке. Лагерную одежду продал, купил другую.
Неделю прожил у Ляли на Маросейке, вдруг — звонок по телефону: «Говорят из ОГПУ, не могли бы прийти завтра в такую-то комнату? Пропуск будет внизу».
Я обомлел. Уже узнали, где я остановился. Так быстро?
Иду. Что и говорить, знакомое здание. Принимает меня женщина миловидная. Очень приветлива: «Мы знаем, что вы отбыли срок. Мы вас врагом не считаем. Мы вам верим. Давайте снова к нам, в оперативный отдел. Дадим комнату, прошлое забудем. Согласны?» — «Согласен», — говорю. — «Приходите завтра оформляться».
А я в тот же вечер рванул к вам, в Таганрог. И все. Как ни странно, меня не разыскивали.
Теперь: роковым или удачным для меня было, что Виктор отнял мою комнату? И я таким образом получил возможность «провалить конспиративную квартиру»?
Много раз я возвращался к этой мысли и убежден: это просто счастье, что так случилось! Ведь чуть позже я мог загреметь со всеми «людьми Ягоды» на долгий срок или пошел бы под расстрел! Еще хуже — мог сделать эту карьеру. А что? Молодой, идейный, энергия так и прет… Черт-те что мог натворить! Виктор-то Морозов — крупный начальник в лагерях…
