До 1942 года в поселке была единственная собака, которую звали Штрек, и не было больше никакой живности — ни кошек, ни кур. Я это хорошо знаю, потому что родившаяся там моя племянница Нэля, которую в возрасте 2 года 9 месяцев привезли в Усть-Омчуг, долго звала всех собак единственной известной ей кличкой, пугалась куриц и кошек, а о деревьях спрашивала: «Что это?», и на лице у нее при этом было написано большое удивление.
Скучно было в это время в рудничном поселке. Развлечений не было никаких, не было кино, потому что не было клуба, и нельзя было привезти фильм, так как дороги не было. Аэродром еще не подсох как следует, и потому самолеты не могли здесь садиться, чтобы доставить хотя бы газету. Один раз на моих глазах над поселком появился У-2 и сбросил почту. Я видел, как от самолета отделился белый комочек и понесся к земле. Потом он исчез, а на этом месте, на крыше большого больничного здания, стоявшего посреди лагеря, появилась черная дыра, пробитая этим комочком.
В середине мая мы с братом два раза ходили на аэродром встречать его жену. В первый раз сходили впустую, так как рейс самолета тогда не состоялся, кажется, из-за того, что площадка еще недостаточно просохла. Кажется, второй наш поход был успешным. Мы встретили Лилю, а потом она ехала верхом на лошади, которую Воля там достал, а мы шагали пешком.
Я продолжал готовиться к полевым работам, комплектовал партию, два или три раза ходил на субботник по сбору касситерита. На этом руднике оловянный камень был (именно был, потому что теперь его уже нет) особенно необыкновенно красив. Крупные (20 мм в поперечнике) квадратные, дипирамидальные кристаллы образовывали красивейшие сплошные друзы или щетки с горным хрусталем и с исландским шпатом. Должно быть, далеко не все геологические музеи мира, а лишь некоторые, редкие из них имеют такие экспонаты. Во всяком случае подобных им нет в нашем горном институте. Должно быть, можно было бы больше пользы извлечь из эксплуатации этого месторождения, если бы продавать всю руду в виде образцов для музеев всего мира. Но стране нужен был этот военный металл, и никто не думал о том, чтобы из него извлекать больше пользы.
Наконец в конце мая мне подобрали рабочих: Алексея Ивановича Сазонова, Галина, Евпанешникова, Сафронова, Галаудзе и промывальщика, бывшего конокрада Василия Рукаса. Можно было начинать работу.
4 июня прямо с рудника, без лошадей, нагрузивши рюкзаки консервами и другим продовольствием, мы вышли в первый маршрут, который занял около недели. Нас было 5 человек: я, Парфенюк, Орловский, Евпанешников и Галин. Все остальные во главе с прорабом А. И. Чащиным оставались пока в поселке, так как опробование речных отложений долин еще нельзя было начинать, — борта русел еще не оттаяли. С нами была палатка, но печку мы с собой не взяли, о чем очень скоро пришлось пожалеть, потому что на другой же день испортилась погода, пошли дожди, похолодало.
