Только эта версия была чуть иной. Ярче выражена горбинка на носу, чуть меньше рост. Я уже подумал, что мне опять мерещится, как один из коллег окликнул девушку:
— Лу! Давай быстрее, у нас тут минут пятнадцать, пока опять не припашут.
— Да пусть удавятся! — совсем без акцента ответила девушка коллеге через плечо, чуть не налетев на меня в этот момент.
— Осторожнее! — взвилась маман, которая шла рядом и вела меня под локоть. — У него травма головы!
Я же продолжал тупо пялиться на маленькую армянку, будто увидел привидение. Девушка скользнула по мне взглядом и на миг, наверное, даже узнала, хотя прошел уже месяц и вряд ли она четко вспомнит парня с разбитой головой, которого их бригада подобрала поздно ночью в одном из дворов замкадья. Буркнув что-то типа «да, хорошо», чтобы успокоить мою родительницу, фельдшер исчезла в недрах приемного покоя.
Я же остался один на один с нахлынувшими фальшивыми воспоминаниями о жизни, которой у меня и не было, о чем свидетельствовал мокрый московский снег и шум города.
Надо позвонить Анне Васильевне, потому что прямо сейчас голос Лу, моей Лу, стал намного громче. Она звала меня.
Я уже привычно ерзал в большом глубоком кресле и ожидал, когда Анна Васильевна начнет очередной сеанс. С момента наезда прошло полгода, за которые я восстановил не только кости, но и сумел отбиться от заботы маман, найти неплохую подработку и вплотную занялся собственным ментальным здоровьем.
Я никогда не был у психологов, психиатров или психотерапевтов, так что первый мой визит в квартиру Анны Васильевны — молодого врача немного за тридцать — прошел не слишком гладко.
Дорога занимала у меня чуть больше часа. Пройтись от своей квартиры до Горсвета, там я сажусь на автобус «444э», который везет меня из Балашихи до автобусного кольца возле метро «Партизанская». Дальше, мимо торговых рядов прямиком из нулевых и кичливого то ли ларька, то ли забегаловки с прекрасной вывеской «Чебуречная», влекомый людским потоком таких же страждущих спуститься под землю — в метро. Там уже, слава богу, без пересадок, до станции «Бауманская», ну а дальше — на своих двоих.
Жила Анна Васильевна в непримечательной серой панельке по адресу Нижняя Красносельская, 44. Это была та самая часть Москвы, за которую одни этот город ненавидят, а другие — превозносят. Точечная застройка, по правую руку — если идти на прием — какие-то офисные здания, промзоны, где-то вдали угадывается громада Русаковской эстакады. И пусть с этой точки ее не было видно, но самого осознания, что она там, на два часа, пересекает множество железнодорожных путей, которые стыдливо прячутся в ложбине и упираются в Казанский вокзал, было мне вполне достаточно.
