Янек был ужасно взбудоражен своим открытием. Наверняка, утверждал он, именно тут и находится тайник, о котором знал Лагуна. За этот тайник и разыгралась борьба в ту ночь, когда погиб Лагуна. Юлиуш Лингвен обозначил буквой «з» не Заколье и не завод, а замок, в который имел доступ его друг, садовод Лагуна. То, что Лагуна возится в розарии, ни у кого не возбуждало подозрений, он мог спокойно запрятать документы, когда и владельцу замка и немцам на заводе было уже не до садовода.
Разумеется, мой энергичный племянник тут же собрался отправиться на замковый холм и разобрать стену в том месте, где было замурованное окно. Но я молча показала ему на Розу — девушка, несмотря на оживленную дискуссию, крепко спала, положив голову на стол.
Мы решили отправиться на замковый холм завтра, сразу после обеда. Такая прогулка никого не удивит. Многие жители Липова любили гулять именно в этих местах. Но на нас наверняка подозрительно оглядывались бы встречные, если б мы отправились туда в сумерки. Ведь все говорят, что там водятся привидения.
По дороге к замку Янек в предвидении скорой победы над капитаном Хмурой безжалостно издевался над незадачливым, по его мнению, представителем законности:
— Вот вы сами скажите, тетя, разве он не сверхъестественный кретин? Я просто удивляюсь: как это я еще спокойно разгуливаю по Липову? Ведь он же давно должен был меня посадить! У меня было какое-то дело к Лагуне. Я бегаю по Липову ночью, как раз в то время, когда гибнет Лагуна. Я всюду нахожу принадлежащие ему вещи. Я веду странную переписку с какими-то загадочными типами. С моим письмом в кармане на лестнице дома, где живет моя родственница, находят убитым одного из моих адресатов. А ему еще мало!
Что я могла ему ответить? Действительно, Хмура вел себя так вяло и медлительно, что это вызывало по меньшей мере удивление.
На склоне замкового холма мы приятно провели время до вечера. Устроили привал среди зарослей роз. Хорошо поужинали. Полюбовались закатом солнца. Потом Янек и Роза, совсем как ребятишки, бегали взапуски по развалинам. А мне, наконец, удалось закончить свитер, который я начала вязать еще прошлой осенью.
Из близких знакомых мы никого не встретили. Только Феликс Свист сопровождал группу школьников из Белостока, но он исполнял свои обязанности гида в темпе, рассчитанном скорее на спринтеров международного класса, чем на этих чумазых, запыхавшихся, умаявшихся мальчишек в возрасте 11–12 лет. Они промчались мимо нас, как вихрь, вздымая облака пыли, и лишь издалека долетела песенка: «Как хорошо нам…»
