— Гражданин Глебов, а ну дайте-ка сюда все из того кармана.
— Чего еще? Все ведь у меня вытащили уже, — забормотал он, прижимая ладонь к груди.
Тогда Николай отстранил руку Глебова и достал из кармана треугольный конвертик.
— А это что? Ай-яй-яй, обманывать нехорошо, — он покачал головой и хотел было развернут треугольник.
— Коля, дай-ка мне это письмо, — Ковалев взял из рук Широбокова письмо и прочитал несколько строчек, написанных корявым почерком: «Имейте в виду, лето нонче жаркое. Болото в Г. Л. может пересохнуть и туда появится дорога. А что будет дальше — соображайте. Передайте эту записку С.»
— Что означает эта записка, она ведь попала в ящик вовсе не для почты? — спросил Глебова Ковалев.
— Убей меня бог, не знаю.
— Неправда!
— Чтоб мне провалиться, на этом месте, не знаю, гражданин начальник.
— Кому вы должны были передать ее?
— Я? Никому. Знать не знаю, про что вы спрашиваете.
— А кто такой «С»?
— Здесь какая-то неразбериха. Не знаю я такого.
— Вы хотите убедить нас, что, кроме вас, еще кто-то открывает этот почтовый ящик?
— Не знаю. Вот ежели конверты, те, что я взял… бумага мне понадобилась, за это и отвечать, видно, придется. Можете приписывать мне что хотите, а про что пытаете — не знаю. Нет, гражданин начальник, в чем не виновен, в том не виновен.
— Как раз именно этот конвертик и волнует вас больше всего, — заметил Ковалев. — Ну, хорошо, разговор продолжим позднее, а теперь — прошу пройти с нами.
Глебов лихорадочно соображал, что рассказать уполномоченному, а что утаить, по дороге к конторе он все время спотыкался и озирался по сторонам. В соседнем доме, разбуженном шумом в глебовском подворье, зажегся огонь. Лаяли собаки.
— Дождемся рассвета и поведем вас, Тит Титыч, по всему селу с доской на шее, — намекнул Глебову Широбоков. — Пусть все посмотрят на вора.
— Не-е, н-не надо, — приостановился Глебов. — Н-не имеете права, это уж самосудом будет называться.
— То-то, о правах небось заговорили? А вспомните, как вели по этой же улице Шубину? — почти выкрикнул Назаров.
— Отставить разговоры! — предупредил ребят Ковалев. Они уже подошли к конторе.
Глебов долго молчал.
— Я слушаю ваши объяснения, — повторил требование Ковалев.
— Письма я отдавал Плотникову.
— Которому?
— Младшему, сыну Фокея, Косте.
— Все?
— Нет.
— Какие же?
— Лишь те, в которых писалось про нас.
— Про кого? Точнее.
— Ну… про меня там… про него и про его родителя.
— И все?
— Все.
— Кто давал вам такое задание?
— Никто, упаси бог.
