На другой день утром я приказал доставить гражданину Братиславу Подгайскому повестку, извещавшую его о том, что в четырнадцать ноль-ноль он должен явиться в местное отделение милиции для регистрации паспорта. В соседнюю комнату я посадил Кунца и сказал ему, в чем дело.
Подгайский пришел минута в минуту. Пока для отвода глаз сравнивали его паспорт с карточкой и задавали разные общие вопросы, Кунц сквозь щель смотрел на него, а я на Кунца. Он показал мне знаком, что не тот.
— Наверняка?
— Ну да. Тот был совсем другой.
— Как же другой?
— Трудно сказать, в общем похож чем-то, но совсем другой человек. Если бы я его увидел, я бы его узнал.
Да, легко сказать, «увидел». Сначала нужно его найти. По паспорту установили, что гражданин Подгайский уволился из будейовицкого театра. Теперь, как он сказал, он хочет найти работу в Праге, потому что по состоянию здоровья не может разъезжать. Ничего удивительного в этом нет, он имеет на это право. О семье ему заботиться не надо — он бездетный вдовец. А какие-то сбережения на ближайшее время у него есть.
Больше он меня не интересовал.
В кабинете я нашел рапорт. Наш сотрудник сообщал, что пани Ландова вечером, ночью и утром из дома не выходила, только в десять утра спускалась за покупками. В магазине напротив она купила маринованную капусту в банке и полкило хлеба. Это нас с ней сближало. Я тоже люблю капусту с хлебом. Заплатила шесть крон девяносто геллеров. Ничего нет лучше точности. И вернулась домой. Наверное, рисует картинки или делает маникюр. Откуда я знаю?
После обеда я пошел в кино. На детектив, чтобы погрузиться в удивительный мир мечты, где следователи ходят с одухотворенными лицами и всегда заранее знают, что совершит преступник. После таких фильмов люди удивляются, почему вообще существуют какие-то преступники, если они всегда так плохо кончают. Когда в детстве мы играли в сыщиков, никто из мальчишек не хотел быть преступником. С возрастом, очевидно, меняются понятия. Вряд ли какой злодей скажет: «Я злодей потому-то и потому-то». Большинство утверждает, что всем хочется жить по-человечески.
Когда я вышел из кино, был уже вечер. Нормальные люди идут вечером домой, а у меня такая болезнь, что по вечерам меня одолевает чувство общительности и я должен с кем-нибудь поболтать. О чем угодно, пока мне не захочется спать. Я решил еще раз навестить пани Ландову. Наверное, она не расцветет от счастья, но выгнать меня не сможет. А вдруг я еще что-нибудь узнаю? Я шел туда не из-за коньяка, ей-богу, я не такой мелочный, чтобы напрашиваться на чужой коньяк. Кроме того, беспокоить людей, заведомо зная, что твое присутствие не доставляет им радости, — малоприятное занятие.
