Поскольку мне ничего другого не оставалось, я стал делать предположения. Это мое любимое занятие.
«Будей», думал я, означает «Будейовицы», «площ.» — площадь». О Будейовицах я знаю немного. Был я там один раз, лет пять назад. Там в вокзальном ресторане у меня украли перчатки. «Ост.», очевидно, обозначается «остановка» — значит, семь остановок. Видимо, запись имеет отношение к какому-то транспорту. Она была важной для владельца целлулоидной коробочки. Семь остановок от Будейовиц — это может быть что угодно. Правда, если бы это «площ.» — «площадь» — имело отношение к этому «чему угодно», тогда бы запись выглядела иначе: «Будей — 7 ост. — площ.», а не так, как было на коробочке. Значит, это «что-то» находилось за семь остановок от площади в Будейовицах. С площади, вероятно, уходит автобус. «Субб. воск.» — означает субботу и воскресенье. Вероятнее всего, там есть специальный автобус для туристов. Последнее — это уже слишком отдаленное предположение, потому что автобус может курсировать каждый день, а пометка «субб. воск.» может означать, что только в субботу или в воскресенье посещение данного места имело смысл для владельца целлулоидной коробочки. Так здорово я все это «предположил», что даже сам удивился своим способностям.
Потом взял расписание движения автобусов. Из Будейовиц в субботу и воскресенье особые автобусы для туристов не выезжали. Если бы это был какой-то специальный рейс, человек, сделавший запись, должен был бы как-то отметить для себя, какие именно суббота и воскресенье. Правда, были такие станции, где автобусы останавливались только в субботу и в воскресенье из-за туристов. Я рыскал по расписанию, как муравей, по всем направлениям, какие только можно было принять во внимание. «Седьмая от площади, только в субботу и воскресенье» — Ципрбург — замок.
По всем правилам игры мне следовало немедленно отправиться по следу в замок Ципрбург поездом, самолетом, верхом и на тачке, как говорит Карел Чапек. Только я уже лет пятнадцать не играю в индейцев, поэтому спокойно вернулся в Прагу, чтобы посоветоваться обо всем со Стариком.
Когда я ввалился к нему, у него торчал Вильда Бахтик. Наверное, излагал ему свою точку зрения, потому что Старик кивал головой и недовольно морщился. Я встал по стойке «смирно» и сказал:
— Товарищ капитан, разрешите доложить!
Я не знаю более приличного способа выжить кого-нибудь, чем официальный тон. Порядочный человек встанет и уйдет, он поймет, что разговор не для его ушей. Я не хочу сказать, что Бахтик непорядочный, но он торчал на своем месте как ни в чем не бывало. Можно было подумать, что он дает мне аудиенцию. Старик сообразил, в чем дело.
