Вася Конаков | страница 31
Библиотеки в полку у нас не было, но кое-какие книжонки все-таки водились. Найдены они были в разрушенных домах, и похвастаться подбором, скажем прямо, было трудно. Моя библиотечка состояла, например, из двух номеров роскошного журнала «Золотое руно» за 1908 год, невероятно растрепанной, без половины страниц книжки Луи Жаколио «В трущобах Индии», старенького томика Пушкина, однотомника Чехова и книжки Мгеброва об Орленеве и Комиссаржевской. У химиков была, если не ошибаюсь, вторая часть «Анны Карениной», а у разведчиков почему-то «Божественная комедия» Данте в прекрасном издании с иллюстрациями Дорэ.
И бойцы все это читали. Кстати, Луи Жаколио с его сногсшибательными приключениями, тайнами и браминами не производил на бойцов никакого впечатления — «все это неправда, в жизни такого не бывает», — а самыми популярными, по нескольку раз перечитываемыми вещами были «Домик в Коломне», «Сказка про Балду» и чеховский «Ванька Жуков». Особенно огорчало солдат то, что письмо так и не дойдет до дедушки. Сагайдак, наиболее близко принимавший к сердцу все прочитанное, возвращая мне книжку, сказал даже:
— И хоть бы обратный адрес догадался написать. А то что ж это — и ни туда и ни сюда. Обидно же…
Сагайдак вообще относился ко всему прочитанному как к чему-то действительно происшедшему и очень сокрушался, если понравившийся ему герой вдруг умирал или если с ним случалось что-нибудь плохое. Интересовало его и то, как это вот писатель пишет и как это он может сразу за нескольких людей думать и разговаривать. Особенно поразила его чеховская «Каштанка».
— Подумать только, как будто сам в собачьей шкуре побывал. А? И чего она думает, и чего делает — все знает, тютелька в тютельку…
И вот, оказывается, должен приехать настоящий писатель.
— А что же он будет у нас делать? — спрашивали бойцы.
— Посмотрит, как мы живем, воюем, — отвечал я, — а потом напишет.
— Про нас?
— Про вас.
— И про вас?
— Может, и про меня, если найдет интересным.
— И куда же, в газету?
— В газету, в журнал, а может, и отдельной книжкой.
— Вот так вот про Сагайдака, про Казаковцева, про Шушурина — и прямо в книгу?
— Прямо в книгу.
— Интересно!
Сагайдак долго сидел молча, наморщив свой не привычный еще к морщинам лоб, потом спросил:
— А вот скажите, товарищ старший лейтенант, как же это он… Ну, вот обо мне захочет, например, написать. Про что же он может написать?
— Ну, о том, как ты, например, позавчера вместе с Шушуриным мины в овражке ставил.