Началась война, как известно, в 3 часа 30 минут 22 июня налетом авиации на Болград, форсированием реки Прут при впадении ее в Дунай у д. Джурджулешты и боем пограничников у моста через Прут по дороге Оанча — Кагул.
31-й и 54-й полки Чапаевской дивизии первыми тогда вступили в бой и отбросили румын за реку, захватив порядочное число пленных солдат и офицеров. Дивизия удерживала рубежи на Пруте и Дунае от Кагула до Черною моря. И только когда врагу удалось форсировать у Фельчиула Прут и продвинуться к Кишиневу, мы по приказу 18 июля начали отходить к Одессе, а в августе стали на оборону города.
Почти половину своих армий положил Антонеску под Одессой, но так и не смог сломить упорного сопротивления Приморской армии…
Одесса, Перекоп, Севастополь… Да, теперь надо думать о том, чтобы в боях приблизить день, когда мы вновь вступим в Одессу.
В связи с ранением Крылова у нас в штабе произошли некоторые изменения. На должность начальника штаба временно назначен генерал-майор Воробьев.
Знакомясь с оперативным отделом, Воробьев как бы между прочим сказал:
— И командарм и начальник штаба все время теребят войска, сами выезжают на позиции и принимают сводки.
Он говорил правду. Такой стиль руководства войсками сложился в обороне. Никто у нас не сторонился черновой работы, в том числе ни Петров, ни Крылов. Воробьев решил, что все сведения, все сводки до деталей должен представлять оперативный отдел. Нелегкая это работа. А тут еще кое у кого из сотрудников отдела не совсем ладно складывалась личная жизнь. У майора Харлашкина — семейная драма. Мы привыкли к тому, что этот молодой, красивый, голубоглазый блондин всегда был веселым, жизнерадостным. И вдруг он резко переменился. Стал задумчив, иногда отвечал невпопад. Исчезла его веселость. Из штабов частей, куда он выезжал, с тревогой передавали, что Харлашкин бравирует своей храбростью, без надобности ходит открыто по переднему краю, вызывая на себя огонь вражеских солдат.
Мы посоветовались с комиссаром отдела Костенко и решили откровенно поговорить с Харлашкиным. Как оказалось, его семья — жена и дети, — выехавшая в начале войны из Одессы к родным в Калинин, оттуда, когда немцы первый раз захватили его, не успела эвакуироваться. Потом, при нашем декабрьском наступлении, семье удалось вырваться и выехать в Казахстан. Там что-то произошло, а что именно — Харлашкин не говорил. Перед этим Костя получил письмо от жены. О содержании его не хотел рассказывать, но, видимо, неприятное. А он очень любил жену и детей. Мы успокаивали его, как могли. И внешне он как будто поддался нашим уговорам, стал спокойнее. Но это был уже не прежний Костя.
