Ждем 20–30 минут. Наконец вахтенный матрос докладывает, что катер ушел в открытое море.
Командир подлодки говорит Петрову:
— Скоро рассвет. Если мы еще немного задержимся, нас может обнаружить противник…
Петров глянул на него, нехотя кивнул головой и тихо сказал:
— Погружайтесь!
Лодка погрузилась и легла на курс. Старпом предложил всем нам, «пассажирам», немедленно лечь и как можно меньше двигаться, так как лодка не рассчитана на такое количество людей, а в спокойном состоянии человек меньше потребляет кислорода.
Я оказался рядом с Крыловым. Мы лежали и долго молчали. О чем говорить? Слишком тяжело было на сердце, слишком горько на душе. До свидания, родной Севастополь, у стен которого пролито так много крови, отдано так много жизней наших братьев, крещенных с нами в одной купели — 250-дневной героической обороне, в непрерывных жестоких боях…
Лодка идет в подводном положении. Вдруг ее сильно качнуло, послышался глухой звук разрыва.
— Бомбят глубинными, — тихо сказал Крылов.
Из рубки слышны чьи-то команды. Чувствуется, как лодка маневрирует. Снова доносятся звуки разрыва. Они то приближаются, то удаляются. Лодку покачивает. У каждого в мыслях: «Только бы не задело».
Крылов дышит тяжело, капельки пота струятся по его лицу.
— Вам плохо? — спрашиваю я.
— Посмотри на себя и на других, — отвечает он. — Воздуху не хватает.
Действительно, все тяжело дышат.
Помолчав, Николай Иванович с грустью тихо сказал:
— На земле и смерть красна, а здесь погибнешь, не зная отчего.
Матросы принесли и раздали всем нам регенерационные патроны, поглощающие углекислый газ, и показали, как ими пользоваться.
Дышать через патрон легче. Но реакция, происходящая в нем, так быстро его нагревает, что невозможно в руках держать.
Через некоторое время командование разрешило использовать кислород из баллонов.
Под утро лодка всплыла. Свежий воздух ворвался в нее почти со свистом. Пошли в надводном положении, но когда начало светать, вновь погрузились. Все повторяется: недостаток воздуха, взрывы, покачивания лодки…
На третий день утром пришли в Новороссийск. На пирсе нас встретил Октябрьский.
Вскоре мы узнали, что в сухумском госпитале находится какой-то раненый генерал, доставленный на катере. Это оказался Н. К. Рыжи. О полковнике Кабалюке так никто ничего и не знал.
В тот же день Петров и члены Военного совета уехали с докладом в штаб фронта, который размещался тогда в Краснодаре, а на другой день туда вызвали Крылова и меня.
