Звезда путеводная | страница 9





Рылеев в ту ночь так и не сомкнул глаз. Сначала отправил Александра Бестужева к морякам в Гвардейский экипаж. Потом сам поехал к офицерам Финляндского полка. А воротясь домой, долго ходил по кабинету из угла в угол. Воском плакали свечи на камине, троекратно прозвенели часы. С тревогой думал Кондратий Фёдорович о завтрашнем — да нет, уже сегодняшнем дне. Вспомнилось вдруг Рылееву его стихотворение о казаке Наливайке:


Известно мне, погибель ждёт
Того, кто первый восстаёт
На утеснителей народа,
Судьба меня уж обрекла, —
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
Погибну я за край родной,
Я это чувствую, я знаю…

Михаил Бестужев, услышав эти строки впервые, заметил (то ли в шутку, то ли всерьёз), что Рылеев предсказал их судьбу. Но об этом думать не время. Через несколько часов они объявят свободу народу! И посмотрим, чья возьмёт!



14 ДЕКАБРЯ

Было ещё темно, но в окнах дома на Мойке виден был свет.

То и дело хлопала тяжёлая входная дверь, врывался вслед за ночными гостями морозный декабрьский воздух. Говорили недолго, слушали Рылеева, кивали и опять уходили в ночь — отправлялись в полки, в казармы.

Опять застенчиво брякнул колокольчик, — шагнул через порог Николай Бестужев.

Рылеев накинул шубу, сказал:

— Я готов, пора, едем!

Но тут в прихожую вбежала Наталья Михайловна. Заливаясь слезами, она обняла мужа, закричала: «Не пущу, не пущу!»

Рылеев обнял её за плечи, старался успокоить. От шума проснулась их шестилетняя дочка, Настенька. Протирая заспанные глазёнки, босая выбежала в коридор. Увидев, что мать плачет, тоже заревела в голос.

Кондратий Фёдорович растерянно махнул рукой, расцеловал обеих и выбежал на мороз. Вскочил в сани, крикнул кучеру: «Гони!»



Вот рассвело, и декабрьское багровое солнце повисло в холодном небе столицы. Час прошёл, другой, третий. Никита выглядывал в окно: не вернулся ли Кондратий Фёдорович? Нет, не видать. Прошла укутанная краснощёкая молочница. Цокая копытами, протрусила мимо лошадь водовоза, пробежали с криком мальчишки. Всё, кажется, как всегда, да чуял Никита: что-то странное творилось в Питере. Проскакал эскадрон гвардейцев на вороных конях, где-то неподалёку бухнул выстрел, потом другой. Выстрелы гремели недалеко, за стройкой Исаакиевского собора, где-то у Сенатской площади.

У Никиты сердце ёкнуло: началось, недаром барыня плакала. Там стрельба, того и гляди, убьют Кондратия Фёдоровича. А может, ранили его уже, а помочь ему некому? Схватил Никита свой зипунишко, лисий треух нахлобучил и, барыню не спросясь, за дверь выбежал.