Звезда путеводная | страница 3

— Ты не думай, — Никита поглядел на Савелия строго. — Кондратий Фёдорович гадалкам не верит. Зашёл к ней с товарищами, шутки ради. А та за руку его взяла и говорит:

— Будете вы знамениты, но погибнете смертью ужасной!

— Тут, видно, и ушёл барин из армии? — спросил Савелий. — Смерти на войне испугался?

— Да нет! — рассердился вконец Никита. — Что ты всё толкуешь: «испугался, испугался». Барин мой никого не боится! Не потому он из армии ушёл, дело было иначе. Я это знаю. Как Кондратий Фёдорович из Франции с батареей своей вернулся, он под Воронежем служил. Я к нему у барыни отпросился да всё своими ушами слышал.

— Приезжаю я к нему в Воронеж, — продолжал свой рассказ Никита. — Гляжу — похудел Кондратий Фёдорович. Да и погрустнел. Другие офицеры в карты играют, вино пьют. А он всё книжки читает, допоздна засиживается, пишет что-то, бормочет. Потом я узнал, что это он стихи сочинял.

В те поры государь император Александр Павлович армией своей шибко недоволен был. С французами солдат храбро воевал, да в боях и походах разучился под барабан маршировать. Вот и пошли в полках смотры, парады. А за любую оплошность наказывали нещадно.

И вот однажды поехали мы в соседний городок. На площадь выходим, вдруг слышим — барабаны рокочут: «Там-тарарам-тарам-та-там!»

А на площади в два ряда солдаты стоят с палками в руках. Вижу — сквозь строй солдат бредёт человек без рубахи, со связанными руками. Идёт с трудом, спина в крови. А солдаты по очереди его палками бьют. Споткнулся он, упал. Офицер, что рядом стоял, белой перчаткой махнул — и двое солдат упавшего подхватили. Подняли, дальше понесли.

Вернулись мы домой. Вечером к Кондратию Фёдоровичу гость заглянул — подпоручик Косовский. Кондратий Фёдорович ему всё рассказал, как было. Оказалось, солдат тот на параде с ноги сбился. Вот генерал и приказал наказать.

Вздохнул Косовский:

— Жаль старика! Всю войну прошёл, а теперь вряд ли в живых останется. А солдатам каково? Жалко ведь товарища, а слабо ударишь — самого сквозь строй пошлют.

А Кондратий Фёдорович помолчал, потом встал и говорит:

— Поглядел я на того офицера на площади, что расправой командовал, и стыдно мне за свой мундир стало. Нынче служить могут одни подлецы. А я палачом солдатам быть не желаю. Я солдатский крестник! Прости, братец, у меня сегодня ещё дело важное есть.

Ушёл Косовский, а Кондратий Фёдорович бумагу достал, перо гусиное в чернильницу обмакнул и начал что-то писать. Быстро пишет, только чернильные брызги летят. А писал он прошение об отставке.