Половички старые.
И само это жилье тоже старое.
— Впрочем, ты всегда была бестолковой, — матушка сама прошла в комнату. Бес следовал за ней, не спуская с нее желтых внимательных глаз. Он выгнул спину и хвост поднял, распушив, но больше не урчал, смотрел с явною опаской. — И вот результат…
— Что тебе нужно?
Стася не сомневалась, что необходимость была, потому как иначе матушка в жизни бы не явилась сюда.
— Твое согласие на продажу дома.
— Какого дома? — Стася нахмурилась.
— Моей матушки, чтоб ей… — мать поморщилась и помахала перед носом платком. — Господи, зачем тебе эта зверюга? От нее воняет!
Вот это было ложью. Бес всегда отличался чистоплотностью, и теперь от возмущения фыркнул даже, а после открыл рот и издал тонкий жалобный звук.
— И орет опять же… ладно, это формальность. Бумаги я принесла, — матушка вытащила из сумочки бумаги. — От тебя нужно только подписать.
— Дом? — повторила Стася.
— Дом, дом… господи, ты еще и соображаешь туго? Пьешь? Употребляешь?
Стася замотала головой.
— Значит, просто тупая. Я говорила Коленьке, что нет смысла с тобой возиться. Надо было замуж выдать и все… но нет, он был таким же упрямым, как ты. И вот что получилось.
Ее губы нервно дернулись.
— Бабушкин дом? — Стася потянулась к бумагам и осторожно взяла их. — Мое согласие?
— Она оставила завещание, — матушка скривилась. — Будто эти развалины кому-то да нужны. Мне повезло, что их вообще согласились снять…
Завещание?
Дом?
Место, где Стася росла и была счастлива? Она вдруг вспомнила это ощущение света и тепла, бесконечного безбрежного счастья, когда наперед известно, что все-то будет хорошо, что иначе и невозможно.
Старая ива за забором.
Тонкие желтые ветки ее.
И вишни, которые вызревали темными, черными почти. Стася забиралась на дерево и, устроившись в развилке, рвала их и ела, слушая возмущенные голоса скворцов, полагавших, что вишня принадлежит им.
— Ты сдавала дом?
— А что нужно было делать? — удивилась матушка. — Его хотят купить и цену дают нормальную, но мне сказали, что без твоего согласия не обойтись…
Продать.
Он ведь небольшой. Две комнаты всего и кухонька. Печь, которую бабушка растапливала даже летом, потому что настоящий хлеб получался только в ней, а магазинный она не признавала. Скрипящие полы. И чердак, где сохли травы и колбасы, и потому пахло там волшебно.
— …я согласна уступить тебе треть суммы, это хорошее предложение, хотя очевидно, что ты…
— Нет, — Стася сжала документы. — Я не буду его продавать! Не буду и все… и тебе не позволю!
