— Ты меня… в гроб загонишь… Какого… я тебя спрашиваю здесь происходит?! Что это… такое?!
Марат и сам не понимает. Спокойно подходит к мешку шпатлевки, читает инструкцию, пожимает плечами.
— Все, как вы говорили. «Фракция наполнителя 100 микрон, мельчайшие зерна, пластичная основа для гладкой поверхности». Да вы же сами видели, все идеально было.
— Было, — бурчит прораб. — Было да сплыло все. Что ты мне шпатлевку суешь, ты краску давай. Что на банке написано? Какой пэаш, какая паропроницаемость?
Марат слышал про важность пэаш в детских шампунях и в женской косметике, но краска-то тут при чем? Он послушно берет пластиковую банку и дотошно изучает инструкцию. Надо же, действительно пишут пэаш, и загадочная паропроницаемость тоже указана.
— Вот, — показывает он нужные данные, — пэаш смеси — 12,3, коэффициент паропроницаемости 97 DIN 52615.
— Вот… — передразнивает прораб. — Идиот! У тебя тут не только пятна пойдут, ща ваще все отслоится к едрене фене. Одна радость — смывать не придется. Ты как краску покупал, придурок?
— По цвету. — Марат еле сдерживается, чтобы не сорваться. Но надо терпеть. Терпеть во что бы то ни стало. Иначе все пойдет насмарку.
— По цвету? — Брови шефа ползут вверх, и он заходится в раскатистом, громоподобном смехе. — По цвету… Ну, уморил, твою мать! Ладно, чего уж там. Я сам виноват, не растолковал, как надо. Но, думаю, ты маляр. Маляра среди ночи разбуди, он тебе без запинки отрапортует, по каким критериям краску к шпатлевке подбирать. Так-то. А ты у нас кто?
Марат — студент. То есть был им пятнадцать лет назад. Марийка — тоже студентка-балеринка. Легкая, воздушная, прозрачная. Она ездила поступать в училище — не взяли. Почему не взяли? Она же лучше всех танцует. Марату обидно, а ей хоть бы что. Учится себе на педагога и в ус не дует. Подумаешь, будет выделывать па не на сцене, а в классе. Какая разница? Главное — танцевать.
— Я стану известным дирижером, и тебе откроются все театры мира! — Марат говорит серьезно, основательно. Он уверен в успехе. Марийка счастливо смеется, потягивается и устраивается поудобнее у него под мышкой.
— Лучше укради меня, дирижер! — шепчет она.
— Ты серьезно? — Марат приподнимается на локте, Марийка соскальзывает на подушку. — Правда хочешь этого?
— А почему нет? — Черные, чуть раскосые бусинки глаз хитро блестят. Девушка игриво накручивает на палец длинную прядь. Ей так хочется иметь кудряшки. Так, чтобы они подпрыгивали при каждом фуэте, чтобы склонялись в реверансах, пружинили на поддержках и еще чтобы они были яркие, рыжие, огненные. А у нее — идеально гладкие темные волосы, как у большинства киргизок. Марийка кокетливо улыбается юноше, но он не разделяет ее игры. Хмурится, думает, переживает.
