Шли годы, развивались отношения в нашей семье. Религиозную школу для своих детей я выбирал довольно тщательно. Джуди закончила занятия по еврейской культуре незадолго до конфирмации, до того, как ей исполнилось 16 лет. Энн отпраздновала свою Бат Мицву[15] до того, как ей исполнилось 13 лет. Девочки многое узнали о еврейском народе, нашей истории, но они совсем ничего не знали ни о Торе, ни о Боге. Об этом говорили мало как в Реформистской Синагоге,[16] куда мы все ходили, так и у нас в доме. Социальные проблемы? Да. Еврейская политическая жизнь? Да. Но Бог? Боюсь, что нет. Дать девочкам то, чего не было у нас, мы не могли.
Со временем я стал преуспевающим страховым агентом с огромным списком подписчиков, регулярные взносы которых навсегда упрочили мое финансовое положение, сделав меня пожизненным членом «Круглого Стола Миллиона Долларов». Наш дом в городе Бетезда был громадным особняком, построенным в форме буквы «Г», с огромным бассейном и великолепным садом. Внутри дома у нас была современно обставленная кухня, гостиная, столовая, зал, четыре спальни, четыре ванных комнаты. Там же был мой кабинет, комната для игр и просторная комната для просмотра телевизионных программ на цокольном этаже.
Работа на благо еврейских организаций принесла мне славу и награду «Человек года». Меня также выбрали в совет директоров еще одной организации и почетным членом двух других. В еврейском истэблишменте меня признавали как упрочившегося почетного члена.
И все это Джуди посмела подорвать!
В воскресенье вечером мы с Этель посадили Джуди на самолет, улетающий в семь-тридцать в Бостон. Мы ехали домой на нашем новеньком автомобиле БМВ «Бавария» и молчали. Я даже стал прислушиваться к гулу мотора. Казалось, чем дольше мы молчали, тем громче шумел мотор. Молчание для нас было делом необычным, хотя, должен признаться, разговор всегда начинала Этель и с легкостью, какой не было у меня, его поддерживала. Однако в то воскресенье мы оба молча погрузились в свои мысли.
Я все думал о той перемене, которая произошла в Джуди. Полгода назад Джуди заявила, что не желает идти в синагогу на празднование Рош Хашаны. Но я настоял на своем. Надувшись, Джуди надела на себя одно из самых коротких платьев и накрасилась для такого случая совершенно неподходяще, что мне совсем не нравилось: густо оттененные веки, обведенные иссиня-черным карандашом, что контрастировало с какой-то неживой бледностью лица. На фоне всех нас – меня, Этель и Энн, одетых довольно скромно, – Джуди дерзко выделялась.
