Там было полутемно, горели свечи и пел далекий церковный хор (скорей всего, аудиозапись за алтарем, мудро подумала я во сне). Не зная, куда иду, я побрела вверх по узкому и слабо освещенному коридору. Чем выше я поднималась, тем светлее и холоднее становилось вокруг, и это меня удивляло – холодный воздух должен опускаться вниз. Потом я вспомнила, что сплю и надо мной работает кондиционер. И опять забыла.
Впереди что-то сверкало.
Это была большая золотая птица – усеянный самоцветами и камнями павлин с огромным хвостом, похожим на траченый молью круглый шелковый ковер. Павлин был сделан очень искусно – и, хоть он нес на себе множество грубых отметин времени, я изумилась его красоте. А потом окончательно проснулась.
Некоторое время я лежала на спине, вспоминая свой сон. С золотой птицей все было ясно: я читала про механических павлинов, стоявших по бокам византийского трона – кажется, у Алексея Толстого в «Петре Первом» и где-то еще… Интересно, это тоже был знак? Или в Стамбуле просто снятся такие сны?
На следующее утро я позавтракала в гостинице, а потом меня встретил Мехмет. Я все-таки надела черное платье, и сразу почувствовала, что гид не одобряет мой выбор. Но он промолчал.
София оказалась не такой, как в моем сне. Я и вообразить не могла ее огромный внутренний объем, этот пузырь античной пустоты, пойманный кладкой. Мне снилось что-то закопченное и душное, а настоящая София была… Не знаю, как описать – полной прохладного древнего достоинства. Живой. Странной. Совсем не такой, как нынешние храмы. Или, может быть, это был храм другой религии, которую давно позабыли.
Мехмет водил меня от фрески к фреске и повторял у каждой заученный русский пассаж – видно было, что он делает это часто и уже не вдумывается в смысл произносимых слов.
Сначала слушать его было интересно и познавательно – кладка восьмого века, кладка десятого, тайные двери в тайный тупик и так далее. Особенно мне понравилась его имперсонация славянского князя перед византийским образом Богоматери – она сочилась таким тонким и даже обидным для русского сердца пониманием предмета, что я спросила, смотрел ли он «Андрея Рублева» (оказалось, смотрел, когда учился в Москве).
Мой информационный буфер переполнился, мне захотелось побродить одной, и я отпустила Мехмета до завтра.
Мне хотелось найти тот верхний коридор, где стоял золотой павлин. Ничего похожего нигде не было, но я была уверена, что у моего сновидения есть какой-то контрапункт в реальности. Нечто символически близкое, скажем так. И я действительно обнаружила галерею на втором этаже (куда я поднялась по самой обычной лестнице). Сходство заключалось главным образом в освещении.
