Лягушка-оборотень держала пущенную принцем стрелу острыми зубами, растущими в три ряда – и успела уже перекусить ее в нескольких местах.
– Скорей неси меня в замок, принц Иван! Ты поцелуешь меня, и я стану прекрасной принцессой!
– Видишь ли, милая, – ответил принц Иван, – когда постигаешь природу пути, говорящих лягушек более незачем превращать в прекрасных принцесс… Да и кто я такой, чтобы вмешиваться в поток трансформаций?
И сделал слугам знак идти дальше.
ПРОЗРЕВАЯ УДЕРЖАННОЕ
Двадцать лет с говорящей лягушкой.
Вонь шанели. Измены. Печаль.
Рим и Капри. Собачки. Подружки.
Маски. Позы. Последний причал.
Я шепну ей на лунной подушке:
«Как бессильны пустые слова
Передать то, что чувствуют души…»
И лягушка ответит мне: «Ква…»
А потом захрапит. Станет скучно.
Я скажу ей: «Послушай, ну ты,
Хочешь знать, что бывает с лягушкой
При паденьи с большой высоты?
Ты холодная липкая сволочь,
Дремлет смерть в твоей черной звезде,
Я швырну тебя в форточку, в полночь,
Чтоб ты квакала там в темноте!»
И лягушка испуганно встанет,
Утирая растянутый рот,
И исполнит свой мертвенный танец,
Вопросительно глядя вперед.
Я скажу ей: «Ну ладно, паскуда,
В уголке за помойным ведром
Оставайся, пожалуй, покуда,
Мы еще разберемся потом.
А вообще-то прости меня, гада.
Я люблю, как ты смотришь в окно
На пурпурные тени заката.
Спи, пожалуйста. Мне все равно».
Но лягушка отпрыгнет под лавку,
Запылает кострами фейсбук,
И психолог напишет ей справку,
Что она настрадалась от мук.
И попросит юриста лягушка
Все мое на нее записать,
Потому что я мял ее брюшко,
Регулярно мешая ей спать.
А потом я умру. И лягушка
Похоронит меня при луне.
И останется лишь комнатушка,
Где все будет, как раньше при мне…
Бросив кисть, надолго ушел в созерцание сути. Затем велел переписать большими знаками и удалился совершенствоваться в стрельбе.
А Кусуку-тян вскоре поймали крестьяне, побили тяпками и мотыгами и сожгли на рисовом поле как ведьму.
