Заволновались другие лошади.
Затрещало пламя, готовое сорваться с княжеской ладони…
…а потом Ежи вдруг вцепился в конскую гриву и одним движением оказался на спине, стиснул чешуйчатые бока, прижался к шее и громко крикнул:
- А ну вперед, волчья сыть…
И конь, заверещав, присел на задние ноги, чтобы взмыть серебряной стрелой. Только земля загудела, принимая удар копыт.
- Что ты творишь… - Радожский едва не выпустил огненный шар.
А Стася…
Стася дала себе слово, что если этот идиот выживет, то она его сама прикончит, чтоб не мучился.
…наверное, Ежи сошел с ума.
Определенно, сошел.
В тот ли день, когда уснул в зачарованном лесу, или позже, на болотах, а то и вовсе здесь, на конюшне, решивши, что у него выйдет то, что не получалось ни у кого прежде.
Конь хрипел.
И плясал.
Он пошел кругом по двору, по-козлиному вскидывая задом да норовя прижаться к забору, скинуть всадника. У него-то и встал на дыбы, а после попятился, явно намереваясь забор взять. Да только Ежи, дотянувшись до уха, скрутил его, дернул, выворачивая.
- Не шали, - рявкнул он, и вторую руку потянул к нити, что обвивала конскую шею. – Давай-ка… мы с тобой…
Договорить не успел.
Конские бока раздулись. И спали. А он, Ежи, вдруг полетел. Вместе с конем, конечно, но по-над забором, по-над крышей овина, к этому забору притулившегося. На улочку узкую, по которой зазвенели копыта водяным железом.
И вперед.
И быстрее.
Так быстро, что замутило, закружило. Ну уж нет. Ежи ухо крутанул сильнее и за нить вцепился, хотя и норовила та выскользнуть из пальцев. Ничего, удержал как-то.
Усидел.
И когда на берег вынесло.
И когда застыл, замер у самой воды жеребец.
- Тише… погоди… остановись… я помочь хочу… - Ежи говорил, уже почти не сомневаясь, что речь его конь понимает. Но остановиться тот способен не был. То ли не верил людям больше, то ли натура нечисти брала свое.
Он поднял копыто.
И опустил.
Попятился, не способный переступить через запрет…
- Тише, - Ежи провел ладонью по влажной шее, сбивая на землю тяжелые капли. – Тише… стань передо мной, как лист перед травой!
Простые слова. Бестолковые. И силы-то в них нет, как нет вовсе ничего, помимо самих слов, вот только жеребец сгибает шею и замирает, покорный.
И как это понимать?
Впрочем, понимание Ежи решил отложить на более позднее время. Теперь же он не без труда сполз с конской спины. Ноги дрожали. Руки тоже дрожали. Да и сам он позорнейшим образом трясся.
А жеребец…
- Смешно тебе? – поинтересовался Ежи, пытаясь отдышаться после лютой скачки.
