Сам должен был понять. В конце концов, игруш они проходили и даже на практику выезжали, правда, не к ним, но к дому, в котором игруши гнездо свили, все семейство человеческое повывевши. И он помнил это вот ощущение неладности, неправильности, пропитавшее старую избу.
Безотчетный страх.
Слабость.
Остаточные эманации.
Здешние эманации остаточными не были. Теперь, поднятые по слову дурной этой женщины – только дурная женщина решилась бы связаться с подобной нечистью – они кружили, уплотняясь, готовясь воплотиться в существ, с которыми людям обыкновенным лучше бы не встречаться.
…а ведь вчера они после дороги отобедали сполна. И ужин был. И наверняка нашлось, куда спрятать заветные полынные слезы, смешанные с куриной кровью и прочими ингредиентами, одно воспоминание о которых заставило Ежи содрогнуться.
И стало быть, твари попробовали сил.
Сродниться с приезжими не успели бы, нет, для того одной ночи маловато, но вот прирасти, пустить корни в тонкое тело – вполне. И теперь ни амулет, ни заговор не помогут.
Ежи зарычал, пытаясь справиться с непомерною тяжестью, что навалилась вдруг на плечи.
А Евдоким Афанасьевич со вчерашнего не показывался.
Он ведь и сам тонкого мира.
Он ведь…
- Игруши, - просипел Ежи, пересиливая себя. – Здесь. Много. Думаю.
Радожский, сколь бы ни был несимпатичен, а все понял верно, с полуслова. И на ладони его вспыхнул огненный шар, от которого взметнулись в разные стороны плети-искры. Взметнулись и увязли.
- Ведьмы это, добрый господин, - залопотала Марфа, спину сгибая низко-низко. – Я их в доме приняла, как родных… хлеб ели, сбитень пили… хороший сладкий, на меду…
В ногу впились когти, и Зверь, пользуясь случаем, вскарабкался на плечо. Уселся и завыл, громко так, что голос его заглушил лопотание Марфы.
А ведь не просто так говорит.
С переливами.
И Радожский понял, отряхнулся да скривился:
- Хватит, - сказал он громко. Громче Зверя, к которому и Бес присоединился. И как-то даже дышать легче стало. – Отзови своих тварей, женщина.
- А не то что? – Марфа преобразилась.
И оскалилась.
Лицо её, некогда пухлое, грубое, стало словно бы мягче.
- Детушки мои родные, к мамочке идите… мамочку вашу обидеть хотят… покарайте их! – этот приказ прозвучал словно удар колокола.
Твою ж…
…а кошачьи когти полоснули шею, и острая боль помогла ненадолго выпасть из наведенного оцепенения.
Выпасть.
И…
Ежи ощутил вдруг и себя, и ту темную силу, пронизывавшую и дом, и людей, в нем живущих. Холопов, что замерли, глаза выпучивши: они при доме давно, стало быть, под мороком ходят.
