А Ежи.
Ежи отпустил тропу. Волкам по ней идти сподручней. И вновь дрожит земля, и вновь туман сгущается, мечутся тени, но не смеют подойти ближе. А волчья стая идет широким шагом.
Идет да выходит.
- Скорее, - Ежи, забывшись, вонзил каблуки в волчьи бока, ибо там, впереди, в тумане, происходило неладное. Зазвенела, застыла и оборвалась нить чьей-то жизни, выпустив в туман еще одну душу, которая пока не поняла, что случилась.
И Норвуд понял.
Тропа же натянулась струной. Еще немного…
Волк оттолкнулся от несуществующей земли, распластавшись в прыжке. И когда лапы его коснулись земли, он полетел, ударился о земь, превращаясь в человека.
А Ежи…
Ежи покатился, ударившись плечом об острый камень. Рядом зашипел князь, пытаясь подняться, отряхнуться. На него налипли клочья белого тумана, не способные отпустить такую сладкую жертву. И он, не видя их, но ощущая, пытался стряхнуть, снять с себя.
А рядом гудело пламя.
Суетились люди.
Кто-то подвывал, кто-то…
Пламя обняло старый дом, бережно, нежно даже, обещая, что не причинит вреда, но лишь очистит, уберет ненужное. Оно, это пламя, было рыжим и ярким, и только теперь Ежи сполна ощутил жар его. Задрожали волосы, грозя вспыхнуть, поднялись светлым облаком.
- Твою ж… - князь все-таки встал.
На колени.
Но и стоя на коленях он все одно выглядел князем. А потом он вытянул руки, раскрыл ладони и, вцепившись в темные космы огня, дернул.
И пламя покачнулось.
Застыло на мгновенье, а после поползло, потекло к человеку, что думал, будто у него хватит сил справиться со стихией.
- Что ты… - Ежи сумел сделать шаг.
И второй.
Жар нарастал. И кажется, задымился уже кафтан. А кожа натянулась, затрещала, высыхая.
- Не мешай. Справлюсь. Иди.
Радожский упрямо тряхнул головой за мгновенье до того, как огненная змея, поднявшаяся над ним к ужасу людей, опустилась. Она раскрыла пасть, готовая проглотить человека, уверенная в собственной силе.
- Божечки милые… - прохныкал кто-то за спиной.
- Свеи стыд потеряли… глянь, глянь… ишь, срамота!
- А магик-то…
- Я тебе говорю, что неспроста энто…
Ежи слышал этих людей, что стояли по-за его спиной. Их и…
- Ой, матушки!
Князь вспыхнул.
Огонь, слетевший на него, вцепился и в одежду, и в волосы, и в человеческое слабое тело, готовый пожрать его. Вцепился и вошел внутрь, наполнив князя опасным сиянием. А потом тот поднялся. И шагнул навстречу пожару.
- Божечки страшные… - баба осенила себя святым кругом.
- Ишь ты…
Мужик, стоявший подле неё, сплюнул, то ли от восторга, то ли вовсе наоборот. Но взгляд Ежи, скользнувший по толпе, зацепился не за эту вот женщину, вида обыкновенного, и не за спутника её, и не за скоморох, что держались наособицу. Взгляд этот задержался на человеке, который выделялся средь прочих, а чем – не понятно.
