Нет, к Азирафелю никто не ломился, а по телефону звонил только Кроули. Но полиция к нему все же заявилась.
Однажды утром, когда ангел только что с аппетитом позавтракал (кружка какао, три поджаренных тоста с маслом и апельсиновым джемом, большое яблоко, запеченное с медом и корицей), в запертую дверь магазина постучали.
Стук был громкий и решительный. Тот, кто так стучит, уверен в своем праве это делать и не сомневается, что ему откроют, причем немедленно. Азирафель не столько встревожился, сколько удивился, и, оставив недомытую посуду, пошел открывать.
На пороге магазина стоял хмурый полицейский, держа за локоть бородатого оборванца с венком цветов на давно не стриженой голове. При виде Азирафеля оборванец расплылся в счастливой улыбке и сделал попытку упасть на колени.
— Мессия! — радостно завопил он, протягивая к нему грязноватые ладони. — Аллилуйя!
— Сэр, вам знаком этот человек? — спросил полицейский.
— Боюсь, что нет. Офицер, могу ли я узнать, что слу…
— А кто-нибудь из этих людей?
Страж порядка отпустил оборванца (тот немедленно бухнулся ангелу в ноги) и шагнул в сторону. Ангел взглянул ему за спину и остолбенел без всякого участия Сандалфона.
На улице перед магазином бурлила толпа. Где-то на ее краях слышались раздраженные гудки автомобилей, но их мгновенно заглушил единый восторженный рев: «Мессия! Слава! Слава!» Перекрыть этот шум могли бы только Иерихонские трубы, но ими торговали совсем в другом месте.
Полицейский вошел в магазин и закрыл за собой дверь. Вопли сделались тише.
— Сэр, организованное вами мероприятие мешает уличному движению.
— Я ничего не… — Азирафель в смятении попятился, потому что оборванец попытался обнять его колени, — не организовывал… эти люди мне незнакомы…
Лицо полицейского почему-то уже не было хмурым. Он вдруг улыбнулся и дружеским тоном заметил:
— Приятель, а ты в курсе, что светишься? И все твои книжки, между прочим, тоже. Так круто, прям рождественская елка! Я ничего не имею против этих чудиков в веночках, но машинам тоже надо ехать, верно? Может, переберетесь в ближайший парк, а? Вы все славные ребята, честное слово, а ты так вообще похож на моего брата, мы с ним с пеленок не разлей вода, он сейчас в армии, у меня его фото есть…
Азирафель перевел обалделый взгляд с фотографии румяного здоровяка на увядшие ромашки в чужой нечесаной шевелюре — и наконец начал кое-что понимать.
Уже третью неделю возле магазина с утра до вечера околачивались бродяги всех мастей, экзальтированные дамочки в старомодных платьях, с распятиями на груди, полоумные старики и старухи, косматые бледные юнцы… Ангел полагал, что во всем виноват пик туристического сезона, но дело-то оказалось совсем не в нем, а в бесконтрольном распространении Добра! Под стенами букинистического магазина вода превращалась в вино, пять сандвичей с двойным тунцом насыщали пять тысяч (хватило даже тем, кто стоял в переулках), а любовь, милосердие и всепрощение достигли такой концентрации, что случайно затесавшийся в толпу налоговый инспектор с двадцатилетним стажем внезапно решил уволиться. И вскоре он действительно уволился, после чего сделался недурным писателем.
