— Потому что московский реставратор умер при очень странных обстоятельствах, — отозвался Стриженов, копируя и властный тон, и сверлящий взгляд Валерии Германовны.
— Что вы имеете в виду? — Она чуть приподняла бровь. — Я думала, это был несчастный случай.
— Понимаете, — осторожно начал журналист, — есть вероятность, что Игоря Степановича столкнули со скалы.
Валерия Германовна нахмурилась и какое-то время сидела молча, рассматривая свои позолоченные руки. Однако скоро она собралась с мыслями и строго сказала:
— В любом случае это дело полиции.
— Согласен. — Дмитрий слегка улыбнулся. — Но мы, журналисты, люди подневольные. Руководство велело разобраться — разбираемся. К тому же я сотрудничаю со следователем, ведущим дело в Крыму.
Тут он, конечно, немного приврал, но чего не сделаешь для пользы дела.
Белоручко кивнула. Видимо, подчинение приказам начальства и сотрудничество с органами власти, по ее мнению, возглавляло список человеческих добродетелей.
— Хорошо. Чем я могу помочь вам? — спросила она.
— Расскажите мне об Игоре Солоновском. Вы долго его знали? — Стриженов достал из кармана блокнот и ручку и приготовился записывать.
— Более чем. Видите ли, Дмитрий Константинович, я искусствовед, доктор наук. Уже много лет преподаю в институте имени Василия Ивановича Сурикова, а Игорь учился там на реставратора станковой живописи. Еще тогда, шестнадцать лет назад, когда Игорь поступал в университет, я обратила на него внимание…
— Он был талантлив? — попытался угадать Стриженов.
— Нет, — Валерия Германовна нахмурилась и покачала головой, — Игорь Солоновский был гениален! Абсолютно гениален. Но дело даже не в этом. Он обожал живопись, жил этим, интересовался только картинами. Игорь мог работать по шестнадцать часов в сутки. Для него не существовало невозможных задач. Он восстанавливал полотна буквально из праха. Проводил на работе все выходные и праздники. Несколько методик, которые Игорь использовал в работе, были авторскими, он их разработал и очень успешно применял. Фактически вся наша компания держалась на Солоновском. Нас ведь всего пятеро. Я — искусствовед, администратор и хозяйка в одном лице. Павел Токаревский — реставратор, но работает он по металлу и дереву. Проще говоря, может восстановить раму, литую икону, но не картину. Женя — вы ее видели, славная девочка, умеет организовать перевозку картин, закупить нужные материалы. У нее художественное образование, так что в красках, холстах, растворителях, кое-какой специализированной технике она разбирается, но и только. Еще Андрей Петрович Лужнов хороший реставратор, но пожилой, в этом году отметил семидесятилетие, с каждым годом он работает все медленнее. В последние полгода практически не выходит из дома. Нам приходится возить картины и оборудование ему на дом, потом забирать. Это дополнительные затраты и сложности. — Белоручко тяжело вздохнула, но, прежде чем Дмитрий успел посочувствовать ее горю, продолжила: — Пятым членом нашей команды был Солоновский. Он выполнял три четверти всех реставрационных работ в компании, составлял заключения, оценки, проводил экспертизы. Жил этой работой.
