Мыш кивнул:
— Солнце.
— Видишь ли, если ты общипываешь колоду, гадать становится затруднительно. Капитану так хотелось увидеть эту карту.
— Знаю. — Мыш пробежался пальцами по ремешку сумки. — Карты уже сказали, что я встану между капитаном и его солнцем; а я только-только выщипнул карту из колоды. — Он покачал головой.
Кейтин протянул карту ему:
— Может, вернешь? Заодно будет повод извиниться за все, что ты устроил.
Мыш полминуты смотрел в пол. Потом встал, взял карту и пошел по коридору.
Кейтин посмотрел, как он заворачивает за угол. Сложил руки на груди и уронил голову, задумавшись. И разум его поплыл к бледной пыли хранимых в памяти лун.
Кейтин думал мысль в тихом проходе; наконец он закрыл глаза. Что-то дернуло его за ляжку.
Открыл.
— Эй…
Линкей (с Идасом — тенью у плеча) подошел к нему и теперь тянул из кармана записчик на цепочке. Взвесил в руке украшенную драгоценными камнями коробочку.
— Что эта…
— …штука делает? — закончил Идас.
— Вернуть не хотите? — Фундамент Кейтиновой досады заложило прерывание мыслей. Строилась она на развязности этих двоих.
— Мы видели, ты возился с ней в порту. — Идас принял записчик из белых пальцев брата…
— Слушайте… — начал Кейтин.
…и передал Кейтину.
— Спасибо. — Он сунул было записчик обратно в карман.
— Покажи нам, как он работает…
— …и что ты с ним делаешь?
Кейтин замешкался, показал записчик на ладони:
— Всего лишь матричный записчик, я диктую в него заметки и складирую. Я пишу на нем роман.
Идас сказал:
— Эй, я знаю, что это…
— …я тоже. Зачем тебе…
— …на фига тебе такое…
— …почему ты не создашь психораму…
— …куда легче. А мы…
— …в нем есть?
Кейтин начал отвечать сразу четырьмя фразами. И рассмеялся:
— Слушайте, вы, вознесенные до звезд солонка и перечница, я не могу думать вот так! — Он чуть поразмыслил. — Не знаю, почему я хочу написать роман. Наверняка легче было бы создать психораму, будь у меня аппаратура, деньги и связи в психорамной студии. Но это не то, чего я хочу. И я понятия не имею, будете вы «в нем» или нет. Я еще не начинал думать о теме. Пока что делаю заметки о форме. — (Они помрачнели.) — О структуре, эстетике всего проекта. Нельзя просто сесть и сочинять, знаете ли. Надо думать. Роман — форма искусства. Я должен целиком переизобрести ее прежде, чем смогу написать. То, что я хочу написать, во всяком случае.
— А, — сказал Линкей.
— Ты уверен, что знаешь, что такое роман…
— …конечно, да. Ты переживал «Войну…»
— «…и мир». Ага. Но это психорама…
