— Паж жезлов.
— Справедливость.
— Суд. Моя взятка. Королева кубков.
— Туз кубков.
— Звезда. Моя взятка. Отшельник.
— Козыряет она! — Лео усмехнулся. — Смерть.
— Дурак. Взятка моя. Теперь: рыцарь пентаклей.
— Тройка пентаклей.
— Король пентаклей. Взятка теперь моя. Пятерка мечей.
— Двойка.
— Маг; моя взятка.
Кейтин смотрел на сумрачный шахматный столик, за которым Себастьян, Тййи и Лео, час посвятив воспоминаниям, играли в три руки в таро-вист.
Кейтин знал игру плохо; но они этого не ведали, и он пережевывал мысль, что его играть не пригласили. Он наблюдал за игрой четверть часа из-за плеча Себастьяна (темное нечто толпилось у его ноги), пока волосатые руки раздавали карты и разворачивали их веером. Кейтин пытался изваять из малых знаний сокрушительно блестящее понимание, чтобы стремглав броситься в игру.
Они играли так быстро…
Он сдался.
Но по пути к пандусу, где сидели, свесив ноги над прудом, Мыш и Идас, улыбнулся. Потрогал в кармане кнопки записчика, складывая в голове очередную заметку.
Идас говорил:
— Слышь, Мыш, а если повернуть эту ручку…
— Стой! — Мыш спихнул черную руку Идаса с сиринги. — Ослепишь всех вокруг!
Идас поморщился:
— На моей, когда я с ней возился, не было… — Голос затих в ожидании отсутствующего завершения.
Мышовы пальцы скользнули по дереву, стали, пластику. Он погладил струны и выцепил акустическую мелодию.
— Не умеешь обращаться с этой штукой — можешь дров наломать. Она высокоточная, а света и звука дает столько, что запросто отслоит сетчатку и порвет перепонку. Чтобы замутнить голограммы, в ней, знаешь ли, есть лазер.
Идас покачал головой:
— Я на своей играл недолго и не понял, как она работает во всех… — Потрогал более безопасные струны. — Очень красивая…
— Привет, — сказал Кейтин.
Мыш хрюкнул, не отвлекаясь от настройки бурдонов.
Кейтин сел по другую сторону от Мыша и сколько-то секунд смотрел.
— Я тут подумал… — сказал он. — Девять раз из десяти, когда я мимоходом говорю кому-то «привет» или когда тот, с кем я говорю, идет по своим делам, я минут пятнадцать прокручиваю ситуацию: то ли моя улыбка показалась неподобающе фамильярной, то ли трезвое лицо ошибочно приняли за холодность. Раз десять прокручиваю инцидент, меняю тон голоса, пытаюсь экстраполировать перемену в реакции другого человека…
