— Я не пьяный… — Запрокинул голову, всмотрелся в висящий занавесями металл. — Чтобы опьянеть, мне надо выпить вдвое больше.
— Круто. Я-то да. — Мыш открыл сумку. — Лео, ты хотел, чтоб я сыграл еще. Что хочешь увидеть?
— Мыш, что угодно. Что тебе нравится, сыграй.
Кейтин снова потряс сети:
— От звезды к звезде, Мыш; вообрази — великая паутина раскинулась по галактике далеко-далеко, докуда разлетелись люди. Такова матрица, в которой история случается сегодня. Ты не видишь? Вот она. Моя теория. Всякий индивид — узел в сети, а паутинки между — культурные, экономические, психологические нити, что держат индивидов вместе. Любое историческое событие — рябь по паутине. — Он опять погремел цепями. — Движется по сети и сквозь нее, напрягая или сокращая культурные связи, что спутали каждого с каждым. Если событие сколько-нибудь катастрофично, связи рвутся. Ненадолго сеть остается разодранной. Де Айлинг и 34-Элвин спорят лишь о том, где ряби начинаются и как быстро бегут. Но в общем и целом они об одном, понимаешь? Я хочу ухватить размах и масштаб этой сети в моем… моем романе, Мыш. Я хочу, чтобы он разошелся по всей паутине. Но мне нужна центральная тема — мое великое событие, чтобы сотряслась история, чтобы предо мной забились и заблистали звенья. Луна, Мыш… улететь на красивый камешек, доведя искусство до совершенства, наблюдать за потоком и смещением сети. Вот чего я хочу, Мыш. А темы все нет!
Мыш сидел на полу, искал на дне сумки отвалившуюся от сиринги ручку настройки.
— Ну, напиши о себе.
— О, идея что надо! Кто это будет читать? Ты?
Мыш нашел ручку и вогнал ее обратно на стерженек.
— Вряд ли я осилю роман — он же длинный.
— Ну а если тема, скажем, столкновение двух великих семейств, Князева и капитанова, может, ты все-таки захочешь?
— Сколько ты сделал заметок? — Мыш рискнул просветить ангар пробным лучом.
— Менее десятой части от необходимого. И пусть мой роман обречен стать пыльной музейной реликвией, он будет весь разукрашен… — Кейтин колыхнулся обратно к цепям, — выделан… — звенья загрохотали; он возвысил голос, — скрупулезная работа; совершенство!
— Я родился, — сказал Мыш. — Я должен умереть. Я страдаю. Помоги мне. Вот, я только что написал тебе книгу.
Кейтин увидел свои большие слабые пальцы на кольчужном фоне. Чуть погодя сказал:
— Мыш, иногда мне от тебя рыдать хочется.
Аромат миндаля.
Аромат тмина.
Аромат кардамона.
Убывающие мелодии сцепляются.
Обкусанные ногти, раздутые костяшки; тыл Кейтиновых ладоней замерцал палитрой осени; рядом на цементном полу заплясала в паутине его тень.
