Пост 2. Спастись и сохранить | страница 151



«Я Ирина Антоновна».

— Очень приятно. «А твоя фамилия как?» — Белькова. «Белякова?»

— Нет, Белькова.

Ирина Антоновна протягивает Мишели ручку: напиши. Та заносит в тетрадь: «Белькова Мишель…» — но Сашина мать не принимает ручку обратно, пока Мишель не записывает и отчество: «Эдуардовна». И опять холодная испарина на лбу, на шее — как при сдаче отпечатков пальцев.

«Откуда ты?»

— Я сейчас из Ярославля приехала, но я из Москвы сама. Я когда маленькая была, меня увезли отсюда. К бабушке.

«Какой срок у тебя?»

Злости нет на ее лице, нет недоверия — лицо ровное; как и когда Юра сказал ей, что ее сын убит.

Мишель оглядывается на Лисицына, словно просит его поддержки. От предстоящего вранья у нее начинает адски свербить в носу, но почесать его она не решается.

— Мы с Сашей познакомились в октябре, — отвечает она. — Вот, получается, что с октября.

В кухню возвращается Сашин отец, наливает себе тоже чай, садится напротив, собираясь тоже заговорить, — но замирает, догадываясь, о чем идет речь. Вспыхивает, уточняет что-то у Ирины Антоновны, та отвечает ему спокойно, не спуская с Мишели взгляда.

Нос чешется теперь просто нестерпимо, и от того, что Мишель не может его почесать, у нее начинают слезиться глаза.

«Не помнишь, у Саши не было нигде родимого пятна? Под одеждой?» — своими красивыми буквами выписывает Ирина Антоновна.

Мишель сначала просто смущается, потом сознает смысл этого вопроса, этого допроса — и теперь смущается уже наглядней, призывая и Юру, и Сашиного отца себе в свидетели. Ирина Антоновна постукивает беззвучно ручкой по столу.

«Не смущайся. Я думаю, мы все тут видели Сашу в чем мать родила».

Мишель пытается вспомнить. Полумрак-полурассвет, гостевая комната на Ярославском посту, она играет с Сашиной бородой, оба они голые, оба липкие — все еще разгоряченные… Что там можно было рассмотреть? Что, если она не сдаст сейчас этот экзамен?

Сашин отец как будто стесняется того, что ему приходится присутствовать при таком, пытается отвлечь Юру какими-то вопросами, Мишель чувствует, что думает слишком долго.

— Я не помню! Было темно! Он мне рассказывал, что отец у него хирург, про Патрики много говорил, про то, какая тут теперь жизнь! У меня родители на Патриарших жили раньше, до войны! Я у него спрашивала еще, не знает ли он моего отца! Я не помню никаких больших родинок. На плечах веснушки были, как если сгореть на солнце!

Сашин отец кивает ей украдкой: правильный ответ. Мишель хочет ему улыбнуться, но боится Ирины Антоновны. Сердце колотится. Она утирает нос.