Мишель перечитывает передовицу заново, потом, решив, что вверх тормашками она могла что-то не так понять, разворачивает газету к себе лицом. Читает статейки помельче, которые лепятся к главной: «Запасов продовольствия хватит на всю зиму…», «Государь непоколебим…», «Инциденты в Подмосковье никак не скажутся на планах торжеств, посвященных канонизации…», «В Большом театре заявляют, что премьера состоится точно в срок…», «Распространителей панических слухов ожидает весьма суровое наказание, обещает…», «В главный день празднеств на боевое дежурство выйдут кадеты Охранной академии и…»
Они уже больше недели обороняют город от одержимых и так и не осознали, с чем имеют дело! Может, именно благодаря тому, что палят по всем подряд, едва кто-то приблизится на расстояние выстрела? Обязательно надо показать эту газету Юре — кроме него, никто в этом городе не видел, что надвигается на Москву с востока, никто не поверит… Тут он один — ее единомышленник.
И его Мишель собирается предать.
Она ерзает на стуле.
Может, надо просто сказать ему, что он заражен?
И пусть он сам тогда решает свою судьбу. Если надумает сдаться, пускай сдается. Если решит покончить с собой… Чтобы не превращаться больше в нелюдя… То это его решение будет. Это когда придется сделать? Ну вот совсем скоро. Отозвать его в сторону, шепнуть… Мишель читает газетные заголовки по пятому разу, не понимая, что читает.
Тут на нее как будто тень ложится, как будто присыпало каменным пеплом. Мишель поднимает глаза, хочет его с себя стряхнуть — это Сашина мать на нее смотрит. По-другому совсем как-то смотрит, с вниманием. И Юра к Мишель вполоборота, рассказывает что-то о ней, подбадривающе кивает… Вот, дошло и до нее дело. До ее положения.
Она садится прямо, пытается улыбнуться.
Сашина мать выходит, возвращается с тетрадью и синей ручкой. Кивает ей, улыбается. Наливает себе кофе, занимает место сбоку — чтобы удобней было переписываться. Разглядывает Мишель в профиль.
«Как тебя зовут?» — пишет она идеальными буквами, как из прописей.
— Мишель.
Она изо всех сил старается вспомнить, как говорила бы, если бы слышала сейчас свой собственный голос. Старается не кричать, нажимать на правильные слоги.
— Мы только два дня были с Сашей вместе. Но он сказал мне, что на обратном пути заберет с собой в Москву. Это, наверное, глупо звучит, да? Я понимаю!
Мишель чувствует, как кровь приливает к голове с каждым словом, которое приближает ее к большой лжи. Сашина мать постукивает ручкой по столу, потом пишет:
